Г.Я. Седов  АВТОБИОГРАФИЯ   стр. 3

   Стук в дверь, вдруг неожиданно для всех вернулся с берега за каким-то делом брат Полины. Что тут делать. Куда нас девать. Какой найти выход, чтобы все обошлось хорошо.
    Начались пока через дверь ленивые и якобы непонятные переговоры: кто стучится, да зачем и т.д. Тем временем мы с приятелем успели влезть через отверстие из чулана на чердак и там замерли. Брату понадобилась какая-то непромокаемая одежда, так что он, найдя ее, через четверть часа удалился, и мы снова спустились в чулан, но какой был ужас, когда нас увидели наши девчонки; мы с ног до головы были вымазаны вишнями. Оказывается, на чердаке было рассыпано на брезенте для сушки  множество вишен, вот в них то мы впотьмах и попали. Было много смеху и издевательств над нашим уродливым видом.
     Несмотря на  это мы все в объятиях друг друга сладко уснули и проснулись только тогда, когда солнышко заглянуло в окно. Через дверь нельзя уже было нам выходить,  так как нас могли увидеть, поэтому мы вышли через окно во двор и далее бегом пустились домой.
     Трехклассную церковно-приходскую школу кончил я за два года. Получил на экзамене свидетельство и похвальный лист, а также книжку "История Русско-турецкой войны"  и коробку конфет. Вскоре, по выходе из школы, я поступил ключником в контору Афончикова на ст. "Матвеев Курган" на жалование 50 рублей в год. Родители мои были вполне довольны  моим положением и охотно проводили меня из дому.
      В экономии дело не пришлось мне по вкусу. Меня гоняли там с раннего утра до поздней ночи, надо было угождать всей дворне. Я положительно не имел возможности  справляться с делом, не говоря уже о том, что некогда было поспать, помыться и Богу помолиться. Я чувствовал, что постепенно грубею и тупею и душой и сердцем, а между  тем мне хотелось развития, мне хотелось читать и вращаться среди умных и порядочных людей.
     Управляющий был дурной человек. Однажды я утром вследствие большой усталости проспал полчаса лишнего времени, он прибежал ко мне в помещение и ударил два  раза плетью... Далее я терпеть не мог варварской жизни, бросил все и ушел домой. Дома сначала мне были недовольны, а потом, когда узнали в чем дело, пригрели меня  и обласкали.
     Не прошло и месяца, как меня взяли приказчиком на 120 р. жалованья в год в магазин Фролова, тут же на Кривой Косе. Как для меня так и для моих родителей эта  служба принесла большой праздник. Да как же иначе, я получаю 120 р. в год жалованья и попал в лучшее общество на хуторе. Родители получают большую поддержку от  меня, кажется лучшего ничего и не нужно. Здесь я вполне пришелся ко двору. Управляющий и хозяин были мной довольны. Прослужил я год, а на следующий мне  прибавляют жалованья, родители мои в восторге. Но не тут-то было. Кое-что новое зародилось у меня в голове: хочу учиться, учиться и учиться.
      Как-то в наш магазин пришла шхуна с солью, на ней был капитаном совсем еще молодой человек. Я его подробно расспросил, как можно добиться положения капитана, где нужно этому учиться и проч., и проч. Он мне любезно объяснил, что для этого существуют мореходные классы во многих городах России: в Таганроге и в Ростове-на-Дону.  В этих классах при желании можно учиться без всяких средств, для этого только нужно на судах плавать матросом и зарабатывать деньги. Образовательного ценза для  поступления не требовалось. Нужно было хорошо уметь читать, писать и знать четыре правила арифметики. Звание было безразлично. Следовательно, с этой стороны у меня задержки не было. Поэтому, поблагодарив молодого капитана за разъяснения, я в душе твердо решил поступить в мореходные классы, тем более, что я не мог  равнодушно смотреть с берегов своей родины на бегающие под парусами суда, меня прямо таки всего захватывало. Я мысленно уходил вместе с судном в бесконечную даль синего моря. "Хорошо смотреть на белый парус в море, а еще лучше плавать под ним "-думал я.
     Улучив удобную минутку, я поделился своим планом с родителями. Результат переговоров убил меня: родители и руками и ногами, что называется, протестовали и  объявили, что не дадут мне ни благословения, ни паспорта, да и вообще не пустят "куда-то там босяковать". "Послал бог хорошее место, так и живи, да Бога благодари" - так  увещевали меня старики. Грустный я вернулся в магазин, все в нем сделалось мне как-то не по душе. Задумался я не на шутку. Но всему бывает конец, надо решиться, думал я, а с другой стороны, как подумаешь, на какой серьезный шаг пускался, так становится жутко, тем более, что меня лишали родительского благословения.
     Не прошло, однако, много времени, я заявил управляющему расчет, который сначала удивился, но потом, выслушав меня, отпустил с миром. При расчете я всего получил  что-то рубля два с полтиной. Придя домой, я не сказал старикам ничего что произошло, но воспользовавшись свободной минутой, заполз в сундук матери и стащил свою  метрику. Старики на меня дулись, поэтому я секретно попрощался с братом Мишей и сестрами и исчез го дому.
Эту ночь ночевал я с приказчиками в доме Фролова и рано утром, не говоря никому ни слова, в чем был в том и пустился в путь дорогу в г. Таганрог. Был май месяц 1894 г.
      В тепле недостатка не было. Поэтому мое легкое платье меня вполне удовлетворяло. Я шел пешком, временами сняв сапоги, бежал. Вечером в этот же день я пришел в   Таганрог (75 верст). В Таганроге я переночевал на постоялом дворе за 10 к. Здесь, хотя и были мореходные классы, но я не имел ввиду на них остановиться, так как это было близко к моему дому. Родители могли меня найти и потребовать домой.
     На другой день на пароходе отправился в Ростов-на-Дону, пристроившись бесплатно за работу по пароходу. По прибытии в Ростов-на-Дону, я пошел к заведующему  мореходными классами и заявил ему, что я хочу у него учиться. Он меня внимательно выслушал, предложил мне маленький экзамен. Написать на доске свое имя, отчество и фамилию, а затем разделить именованное число на именованное. Затем пообещал меня принять учеником, если я осенью (начало учебного года) предоставлю ему  свидетельство о трехмесячном плавании на торговых судах.
     Все шло хорошо, теперь оставалось мне только устроиться где-либо на судне плавать. Это оказалась самая трудная часть моего плана. Вышел я это на набережную, взглянул - стоит целый ряд судов и пароходов и парусных, но ни на одном из них меня никто не знает. Не долго думая, зашел я с края и пошел подряд на каждое судно с  поклоном принять матросом или учеником, юнгой и чем угодно, лишь бы только приняли с жалованием, без жалования, за харчи и на каких угодно иных условиях, но увы,  меня не брали и даром, большей частью говорили "нет вакансий", а иногда утешали меня: "Вас или тебя нам и даром не надо, ибо такой человек на судне лишний балласт".
    Несколько десятков судов я прошел безуспешно, но вот стоит пароход "Труд", большой и красивый, как теперь помню с желтой трубой. На него грузят железо.  Брюнетистый капитан в одной рубашке стоит на мостике и что-то очень ругается на рабочих. Я, хотя с трудом, но добрался прямо к нему на мостик и стал просить его взять  меня матросом. Он сначала ответил: "нет вакансий". Но я решил не уходить, пока не добьюсь желаемого. Пристал к нему, что называется как смола, слезно молил принять меня в число команды. И вот после долгих колебаний он позван боцмана и приказал отвести мне койку в кубрике. Я был на небесах от радости. Я от всей души благодарил капитана, то был грек Н.П. Муссури, а пароход принадлежал И.С. Кошкину. Боцман обратился ко мне: "Неси свои вещи за мной", но я последовал за ним с вещами, которые были на мне, так как другого ничего у меня не было. Итак, я матрос парохода "Труд". Рейс назначен в Одессу.
     Не буду говорить о том как я себя вел на пароходе. Я служил не только капитану и его помощникам, но и каждому матросу. Все распоряжались мной как хотели, и я  угождал всем. По пути в Одессу я любовался многими городами: Керчью, Ялтой, Севастополем и, наконец, Одессой. Это для меня было истинным праздником. Я никогда  не видел городов раньше. Через два месяца меня сделали рулевым, и я с гордостью самостоятельно вертел штурвал. К качке я скоро привык, которая меня вначале очень  била. Следующий рейс мы шли на Кавказ, и я снова любовался Новороссийском, Сухумом, Новым Афоном и Батумом, не говоря уже о природе, которая меня прямо-таки захватывала.
     Так я плавал до 12 ноября, не зная получаю ли что-нибудь или нет. Стол и необходимую одежду мне давали от парохода. 12 ноября старший помощник позвал меня в  каюту, выдал 127 рублей денег, хорошее очень свидетельство о плавании и рекомендательное письмо к начальнику училища. Капитан приглашал меня служить и на  будущий год. Так я расстался с пароходом "Труд" в 1894 году. 13 ноября я явился в классы и представил все бумаги заведующему, который меня зачислил тут же в списки учеников первого класса и дал мне в свою очередь письмо в одну семью, где меня взяли пансионером за мои 120р., которые я отдал целиком, до 15 марта 1895 г. (конец учебного года). Устроившись на зиму, я написал домой первое письмо о себе. Дома ему обрадовались и выслал мне немного денег, что-то рублей 15, оказывается,  на мое счастье, эту зиму у стариков был хороший улов рыбы. Потом еще, кажется, выслали 7 рублей и родительское благословление. Таким образом, примирившись с родителями, мне как-то стало на душе легче.
     Обо мне ходили разные сплетни: одни сообщали родителям, что видели меня там-то, там-то в босяках, другие говорили, что я вор и разбойник и сижу давно уже в тюрьме  и т.п. Родителей все это очень огорчало и тревожило. Вот почему они так ласково и тепло отнеслись ко мне после первого письма, в котором я сообщал все подробности о себе и послал свой портрет в мундирчике с "золотыми" якорями, с этого времени мне верили и помогали чем могли.
 

Страница 1,  2,  3,  4                                    Материалы о Г.Я. Седове       Новости