Василий Прокопенко, друг юности

Паня Хандюкова и двоюродная сестра Клавдия (стоит)

Фото для документа

Фото с мужем Лях Владимиром Константиновичем, довоенный снимок

Супруги Лях П.П., Лях В.К. и его мать. Буденновка, 1939г

С дочкой Люсечкой, справа кума Лидия, 1953г

Люсечка Лях с крестной мамой Лидой

ЛЯХ (ХАНДЮКОВА) ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА

                                         Жизнь, похожая на подвиг, стр.2

       Когда Паня, так ее называли в семье, подросла, стала с подругами ходить на молодежные вечеринки. Организовывали их хлопцы, они  собирали деньги и нанимали большой зал у состоятельных хозяев, где организовывались танцы. Иногда бывало и угощение. Несколько  раз такие мероприятия проходили в доме Александра Павловича Хандюкова, позже его дом разгородили пополам сыновья, а до этого там была большая комната. Во время таких вечеринок ребята присматривались к девушкам, складывались первые симпатии, дружба.
     Прасковья подружилась с Василием Прокопенко, братом своей подруги Евгении Прокопенко, позже Галайбиной. Ее муж Михаил, к  слову,  в 50-60е годы был единственным поселковым фотографом и, надо сказать очень неплохим.
        Василий Прокопенко ушел в Армию и больше не вернулся. Время было тревожное. Коллективизация, голод, репрессии,  угроза войны,- все это так или иначе отражалось на жизни людей, делало ее неспокойной. В селе Кривая Коса как такового голода никогда не было - рыбы всегда было в достатке, но была нехватка хлеба, его пекли с добавкой лебеды, а то и вообще обходились без хлеба. Работники государственных предприятий получали хлебный паек, а остальные выживали как могли.
        В 1938 году в Кривокосский рыбцех прибыл новый парторг. По паспорту он был Прокофий, но имя это ему не нравилось и поэтому звали его Владимир Константинович Лях. Это был молодой, энергичный, но в то же время интеллигентный и начитанный человек, который сразу расположил к  себе людей. Он организовал поездку в Ленинград для работников предприятия, чего никогда не было, был прост и доступен в общении. Владимир  хорошо играл в шахматы, на Косу привез целую библиотеку, что тогда было в  диковинку. Для парторга сняли квартиру в доме Петра Павловича Хандюкова, наверное это была судьба двадцатилетней девушки,  дочери хозяина дома. Молодые люди не могли не заинтересовать друг друга. После свадьбы молодые остались в доме отца, который  поставил условие: два месяца живут бесплатно, а потом платят за квартиру. Петр Павлович детей не баловал.
      Молодой муж не спорил, он все делал, чтобы Пане было хорошо, был внимательным и заботливым. Бывало придет с работы, а  жена сделает вид, что спит (до замужества этого не могло быть в принципе). Спросит молодой муж Анну Ивановну, та и скажет, что спит, дескать, Паня, а обед не приготовила, надо будить. -Да что Вы, пусть отдохнет, я сам, - все это было удивительно в семье, где  глава семьи никому спуску не давал, не исключая и самого себя.
      После года работы Владимира перевели в Буденновку заведовать коммунхозом, и молодая семья сняла квартиру там. Какое-то  время у них жила мать Владимира Константиновича. Вообще жила она под Полтавой, в селе, имела много детей, большинство из  которых стали военными, была и дочь. В конце жизни многодетная мать оказалась никому не нужной и очень жалела, что уехала из Буденновки от невестки.
       Счастливая жизнь продолжалась недолго, началась война и В.К. Лях в числе первых отправился на фронт, попал под Москву и вскоре погиб. Прасковья вернулась домой, на Косу, но когда пришли немцы снова тайно ушла в Буденновку к родне, чтобы не попасть в Германию. Полицай Попов, по-местному Оглашенный, делал настойчивые попытки угнать молодую женщину с твердым и независимым характером в Германию, тем более, что она - жена партийного. Однажды это ему почти удалось, но Петр Павлович приплатил кому надо, и вопрос временно отпал. Книги зятя Петр Павлович предусмотрительно отвез на причал и сбросил в море, о чем потом, когда немцев прогнали, не раз пожалел.
        После войны началось восстановление хозяйства, стали возвращаться с войны уцелевшие мужики и Петр Павлович не упускал  случая напомнить строптивой и непокорной дочери, что вернутся скоро сыновья, поделят дом, пристроят коридоры и куда она, дескать, тогда денется. Лучше бы он так не говорил - дочь имела характер, не уступающий отцовскому. Дело усугубилось, когда расчетливый и практичный отец подарил дочери на день рождения одну из своих коров. А что и не подарить, ведь все остается на месте, только ухаживать лучше будет. Сюрприз ждал его уже наутро: молока было меньше, чем обычно. -А где молоко?-  поинтересовался хозяин. -Так я на рынок его отнесла, -отвечала дочь. Гневу отца не было предела, такого оборота он не ожидал. -Так Вы же мне корову подарили, -спокойно парировала дочь,- или Вы уже передумали? Деваться некуда, пришлось уступить, чтобы не засмеяла многочисленная родня. Но это было только начало. Дочь стала покупать рыбу, солить и продавать. Кроме того, она  взялась кормить приезжих рыбаков, в этом ей помогал старший брат Иван, живший в этом же дворе, но в старом доме - разрешил готовить, накрывать стол. Но главный сюрприз был впереди: дочь взяла план (как тогда говорили) и в первый же год заложила  фундамент под будущую хату. На второй год, с весны на бакаях делался саман с травой и соломой, приготовленной с осени, сушился и перевозился к месту стройки. Подворье оказалось на дороге, шедшей от рыбзаводской конторы прямиком к рыбцеху, пришлось загораживать и на этом пути насыпать вал. Позже он стал мусорником, а потом, уже в 60-е годы его остатки вывезли.
        В Мариуполе на рынке покупала доски, бревна, попутным транспортом везла домой. Где-то попадались кирпичи, где-то толь. Сейчас трудно себе даже представить эти нечеловеческие усилия, тем более женские. И все-таки в 1947 году началось строительство, а в 1948 году молодая хозяйка перешла в свой дом. Многое было не доделано, что-то пришлось переделывать, но свои стены и крыша были. Петр Павлович все это воспринимал как вызов себе, вообще привычному и понятному для него укладу жизни: где это видано, чтобы женщина сама строила дом. И не только построила, а у нее были "двойники", то есть вторые рамы в окна, чтобы было теплее зимой! У него, крепкого хозяина двойников не было.
       Отец побывал в доме дочери единственный раз, на входинах. Было это осенью, а зимой, дочь зашла вечером попросить валенки на ночь. В рыбцехе нужно было сторожить имущество и дежурить ночью, в мороз. Дверь открыла мать, но Петр Павлович услышал: - Анюта, кто там?  - Паня пришла валенки попросить. - Аааа, валенки?! А она двойники вставила?! А надо было валенки купить, не  давай!
         Анюта заплакала, но ослушаться мужа не могла, так дочь и ушла ни с чем. А жалостливая Анюта потом, когда суровый муж уснул, отнесла дочери валенки, благо рыбцех в сотне метров от дома. В это время Петр Павлович уже болел, и зимой следующего года его не стало. Надо сказать, что не соглашаясь, даже противоборствуя с отцом, дочь все же уважала и любила его, всегда вспоминала с благодарностью отчий дом. Там она научилась многому: мастерски вязать сети, теперь никто и не знает что это такое, стала хорошей сетепосадчицей, и эти навыки многие годы давали ей кусок хлеба, научилась все в хозяйстве делать своими руками, на всю жизнь сохранила вкус к новому, передовому. Отцовский трактор все-таки сыграл положительную роль.
       Постепенно свой дом обретал все новые черты: сначала в одной комнате, потом в другой появились полы, до этого они были земляными, мазаными кизяком. Потом крышу накрыла железом, построила веранду, потом летнюю кухню и т.д. Всю свою жизнь Прасковья Петровна строила. Из отцовского дома она не взяла ничего, никакого наследства, никакой "памяти". Потом забирая мать, ставшую ненужной в семье любимого младшего сына Михаила, перевезла только ее личные вещи, в том числе старый сундук, из которого, как оказалось, пропали золотой крест и еще какие-то семейные реликвии. Паня из-за этого не расстраивалась и мать успокаивала. О своем праве на наследство она завела речь только однажды, чтобы помочь не слишком настойчивому по жизни брату Евгению, унаследовавшему материнский мягкий характер. Пришлось Михаилу, уже "сделавшему документы" дать "задний ход". Все это было своевременно, потому  что вскоре рыбцеховский дом, где жили Евгений с женой Любой и детьми в низовку унесло в море.
       Личное счастье, как принято говорить, не сложилось, чему причиной два обстоятельства. Во-первых после страшной и кровавой  войны мужчин было мало, потому что именно этот возраст был в самом активе войны. А во-вторых и в главных: такого, как ее Володя, погибший в первые месяцы войны, потому что иначе он не мог поступить, -такого она не могла встретить и понимала это. Это было ее недолгое, но такое большое, настоящее счастье, которое грело ее всю жизнь. В построенном её руками доме незримо  всегда присутствовал Он. Над кроватью висел (и сейчас висит) его последний портрет, где он стриженый, в военной форме. Висели его картины из их  буденновского дома, стоит и сейчас его этажерка. Уже в 60-е годы Прасковья Петровна в Мытищах, под Москвой купила отрез и пошила точную копию того платья, в котором она на фотографии с Володей в счастливое довоенное время.  Она никому об этом не сказала, это было в ее душе, через годы, когда ее уже не было в живых, ее сын, сканируя фотографии для альбома, это понял.
        Так настоящий человек, человек с большой буквы недолго прожив, все равно оставляет свой след на земле, среди живущих, и именно это обстоятельство водит рукой пишущего эти строки. А иначе и быть не может, если ты носишь в этой жизни не только имя, но и фамилию человека, которого не зная лично, живя в другое время, безмерно уважаешь. И не только потому, что такова была воля твоей матери.
        В 1952 году родилась дочь Людмила. Росла она смышленой, подвижной, рано начала говорить, любила играть на окне. Оставшись  ненадолго одна, с этого окна она упала. Вскоре начался менингит, отвезли в Мариуполь, в больницу, но спасти ребенка не удалось. Там на рынке убитая горем Прасковья купила гробик, тогда это было в порядке вещей, на руках везла его в больницу, потом с огромным трудом, на попутных везла свою доченьку домой. Это представить сейчас невозможно: была зима, февраль. На дороге из Мариуполя  встретил брат Николай, помог. В это самое время умер старший брат Иван, хоронили Люсеньку и Ивана в один день. Это было невообразимо тяжело для любого человека, что говорить о молодой, одинокой женщине. Поседела Прасковья Петровна рано.
        В 1954 году родился сын, автор этих строк. Его отец, рыбак с Кубани, высокий, статный мужчина звал на Кубань, говорил, что продавай, мол, дом и поедем. Плохо, что не знаком он был с Петром Павловичем Хандюковым, наверное, не предлагал бы  подобного. На том и расстались. Приезжал, но не пустила в дом. Никогда не вспоминала и не поддерживала разговоров о нем. В ее душе жил Володя, а рядом с ней тоже жил Володя, ее сынок, ее продолжение и надежда. На квартире в ее небольшом домишке жили учителя, это приносило небольшие деньги. Жили историчка Елизавета Лазаревна Хараджа, математик Елена Федоровна Левада, позже Малышева.
        Она делала все, чтобы сын ни в чем не нуждался. Более того, чтобы он имел больше, чем дети в полных семьях. К этому все привыкли и иногда жены братьев, занимая у нее деньги, удивлялись, когда она просила вернуть долг: -Да что, у тебя денег нет?!
        Она не занимала ни у кого и никогда. Как и Петр Павлович, который не любил давать, но и не брал, стремился все иметь свое.   Жена ворчала на него, когда он поднимал на дороге какой-нибудь болт или гайку. -Да у тебя же этого добра через край, зачем ты поднимаешь (она всегда опасалась наговоров и колдовства) ? - В хозяйстве оно не лишнее, - отвечал супруг,- сыновья у меня.  Дочь свою он явно недооценивал.

Сын Володя и племянница Люся Хандюкова (сидит), 1954г. Сзади портрет  Лях В.К.

   Страница 1,  2, 3                      Лях Владимир (Прокофий) Константинович