Г.Я. Седов после экспедиции по Новой Земле

Прошение об обеспечении маслом

Письмо к А. Суворину об организации сбора средств

Зверобойная шхуна "Святой муч. Фока", позже переименованная Седовым в "Михаил Суворин"

Проводы экспедиции Г.Я. Седова 27.08.1912г, Архангельск

Отплытие шхуны "Св. Фока" в экспедицию к Северному полюсу

Г.Я. Седов на капитанском мостике "Св. Фоки"

В кают-компании "Св. Фоки" и в матросском кубрике, 1913г

Рисунок Н.В. Пинегина "Св. Фока" во льдах

Команда шхуны на первой зимовке

Александр Матвеевич Пустошный

Григорий Васильевич Линник

Подвиг Георгия Седова ("Знание - Сила" №8/1952),  стр2

Энтузиасты севера

         В эти дни, полные тревог и волнений, Георгий Яковлевич приходил домой усталый, осунувшийся, огорченный неудачами, встречавшими его на каждом шагу. Но случалось, он вбегал радостный, оживленный, размахивал письмом или газетой, в которых находил дружеское слово участия и поддержки начатому им делу. Помнится, несколько раз перечитал он вслух напечатанное в  газете письмо знаменитого путешественника Семенова-Тянь-Шанского: "Чтобы России и русскому человеку выпала честь открытия Северного полюса, - к этой мысли нельзя отнестись равнодушно... И кто же, как не Россия, должен исследовать полярные страны Севера? Взгляните на карту, и увидите, что три четверти Северного Полярного круга примыкают к нашей стране. Половина  пространства нашего государства находится под постоянным влиянием полярного климата".  Это были те же мысли, которые высказывал сам Седов. Как ободряла его поддержка прогрессивных ученых, умеющих видеть далеко   вперед, дорожащих интересами родины!
         Среди многочисленных писем, получаемых Седовым, встречались наивные, написанные нетвердой, детской рукой. Одно из них,  присланное маленькой девочкой, до сих пор хранится у меня. Она пишет: "Я читала у Жюль Верна, что на Северном полюсе есть вулкан. Прошу вас после открытия написать об этом".- Обязательно напишу, - смеясь говорил Георгий Яковлевич. Были письма с предложением услуг. Многие, жаждавшие принять участие в экспедиции, лично приходили к Седову. Это были люди  самых различных профессий и общественных положений - студенты, офицеры, матросы, юнцы, только что сошедшие с гимназической скамьи. Георгий Яковлевич внимательно беседовал с посетителями, интересовался, какие причины побуждают их проситься в экспедицию. Он с первого взгляда определял искателей приключений, любителей славы, стремившихся на Север не ради научных открытий, а из честолюбия или корыстных побуждений. Он решительно отказывал белоручкам, людям не привыкшим к труду и лишениям.
        - Вам трудно будет на Севере, - вежливо говорил Георгий Яковлевич, - полярные страны суровы, они таят гибель. Обычно после   такого разговора "любители северной экзотики" откланивались и больше у нас в доме не появлялись. Но среди них встречались люди очень настойчивые. Однажды, придя домой, Георгий Яковлевич, смеясь, рассказал о том, что один из просителей, по профессии шапочник, не дает ему проходу, дожидается у подъезда, подстерегает на улице, все упрашивает взять на Северный полюс. - Помилуйте, - говорю я ему, - что вы там будете делать? На Севере нужны люди выносливые, физически сильные. А он все свое - возьмите, да возьмите...
                                                                                                                    

 Подготовка экспедиции

          А между тем официальные круги царской России делали все от них зависящее, чтобы опорочить план экспедиции и его автора. Комиссия, созданная правительством для рассмотрения проекта Седова, заранее предрешила свое мнение. Седова спросили, на чем основана его уверенность, что полюс будет достигнут? Какая гарантия у него? Георгий Яковлевич поднялся из-за стола. Он был бледен, но отчетливо и спокойно прозвучали его слова: - Моя жизнь. Она - единственное, чем я могу гарантировать серьезность своей попытки.
         Комиссия все же отказалась поддержать Седова. Даже в той мизерной сумме, которую правительство обещало отпустить на снаряжение экспедиции, ему было отказано. Вся надежда теперь оставалась на те скудные пожертвования, которые вносились прогрессивными людьми России на великое дело.  Откладывать экспедицию дальше было нельзя. Седов выезжает в Архангельск, зафрахтовывает у зверопромышленника Дикина  парусно-паровое судно "Святой мученик Фока", закупает снаряжение. Его короткие письма, изредка получаемые мною из  Архангельска, полны тревог и волнений."Теплое платье, сухари, солонину, масло заказал, - писал Георгий. - Для изготовления этих запасов необходимо заказывать теперь же. На все нужны задатки. Вот в этом-то и задержка. Из Тобольска имею телеграмму:  "Готовы доставить Архангельск тридцать собак за три тысячи. Половину денег высылайте задатку"... Над этим тоже голову  ломаю. Во всяком случае, как-нибудь справлюсь и с этим делом".
               Конец лета 1912 года. Архангельск. В нанятом доме живут участники экспедиции. На полу тюки с одеждой, с гидрографическими  инструментами, столы завалены грудами различных приборов, необходимых для трудного и далекого арктического путешествия. Во дворе лают и грызутся собаки. Из открытого окна нашей комнаты я вижу у причалов темный, неподвижный силуэт "Фоки". Георгий Яковлевич в эти дни совсем мало бывает дома. Он всецело поглощен заботами о предстоящем отплытии. Скоро, очень  скоро корабль должен поднять якоря, а сделано еще далеко не все. Седова беспокоит команда, укомплектованная владельцем  судна. Это те люди, с которыми он должен будет делить опасности и лишения похода. От их мужества, опыта и умения будет зависеть успех экспедиции. Выдержат ли они испытания, не подведут ли в трудную минуту? Эти мысли волновали Георгия.
             Однажды мне представился случай убедиться, насколько серьезное значение придавал Седов дисциплине и моральному состоянию  команды. Поздно вечером мы возвращались из города на извозчике. Возле самого дома Георгий Яковлевич вдруг соскочил с пролетки и торопливо подошел к часовому. Часовой, опершись на ружье, спал. Муж тряхнул его за плечо. - Виноват, ваше благородие, - смущенно оправдывался матрос, - притомился.- Вы совершили преступление, - сказал Седов, - больше вы у меня не служите.  На другой день матрос упрашивал Георгия Яковлевича простить его, но начальник экспедиции был  непреклонен. Когда матрос ушел, он пояснил мне:- По-человечески жаль мне его. Но не могу, не имею права проявить  снисхождение. Ты пойми, если он здесь, на материке, потерял чувство долга, не нашел в себе сил выстоять несколько часов на вахте, то что же будет там, на Севере, где от каждого из нас потребуется величайшая самоотверженность, готовность к самым тяжелым лишениям. Там он может подвести всех нас. Лучше уж сразу отказываться от слабых и малодушных.
          Время шло, а отправка экспедиции задерживалась. Георгий Яковлевич нервничал. Близилась осень с бурями и штормами. Но что  же делать, если препятствия возникали одно за другим, словно чья-то недоброжелательная рука старалась сорвать отплытие. Так оно по сути и было. Отправление экспедиции кем-то задерживалось сознательно. То вдруг портовые власти не разрешали выход судна из-за того, что начальник экспедиции при всем своем желании не мог указать "порт назначения", то не были  оформлены какие-то документы, то слишком глубокой оказалась осадка судна - потребовали сгрузить "лишние" запасы провизии  и угля. Почти перед самым отплытием владелец судна, заинтересованный в том, чтобы получить деньги, не рискуя своим кораблем, подговорил часть команды расторгнуть контракт. Седову пришлось буквально в последние минуты принять первых  подвернувшихся под руку матросов. Однажды он пришел радостный, сообщил:- Нашел! Представляешь - нашел замечательного  механика Ивана Андреевича Зандера. Но вот пришла жена этого самого Зандера и чуть ли не со слезами стала упрашивать меня уговорить Георгия Яковлевича не брать с собой старика.- Подумать только, - говорила она, - на пенсию вышел, домик свой приобрели, пожить бы спокойно на старости лет, дочек замуж выдать, ан нет, как услышал, что экспедиция отправляется, заладил одно, - не могу дома сидеть...
            Пробовала я заговорить с мужем о Зандере, но он и слушать не хотел. Думал ли тогда кто-либо из нас, что уже не вернется в свой тихий домик старый механик, что он найдет свою могилу во льдах Арктики!
              Перед самым отплытием, когда уже все было готово и радиоаппаратура установлена, морское министерство известило Седова, что оно отказывается отпустить с экспедицией своего радиста. Что поделаешь, - обойдемся как-нибудь и без радиста, - решил Георгий. Он думал лишь о том, как бы поскорее выйти в открытое море, избавиться от всех неприятностей и треволнений на берегу.
             И вот наступил долгожданный день отплытия - 27 августа. На пристани полно провожающих. Звучат речи, музыка. По палубе корабля, делая последние приготовления, снуют матросы. Наступила минута прощания. На душе тяжело, беспокойно щемит сердце. Катер с провожающими отходит от корабля. Последний гудок, и медленно, очень медленно отходит "Святой Фока", разрезая свинцовые волны.

Письма, дневники

           На столе у меня лежат тетради в плотных коленкоровых переплетах. Они исписаны крупным, четким, так хорошо знакомым мне  почерком. Вот письма. Некоторые из них пожелтели от времени, прошло ведь сорок лет с тех пор, как были написаны они. Перечитывая дневники и письма мужа, я шаг за шагом восстанавливаю события тех лет, когда первая русская экспедиция к Северному полюсу, преодолевая опасности, испытывая величайшие трудности, продвигалась к намеченной цели. Выдержки из этих писем и дневников Георгия Яковлевича Седова, мне думается, представляют интерес для юных читателей журнала "Знание - сила". Они дают представление о природе далекой Арктики, о мужестве людей, отважившихся вторгнуться в ее пределы.
            Экспедиция Седова покинула Архангельск с запозданием почти на полтора месяца против намеченного срока. Это сразу же осложнило ее продвижение. Начался период осенних штормов. "Св. Фока" попал в жесточайший шторм. "Это был шторм жестокий, даже больше - страшный, - в первом же своем письме, оставленном для меня на маяке, писал Георгий  Яковлевич. - Находились мы в пятнадцати милях от берега, к нему приблизиться не могли, так как ветер был встречный, а наша машина против сильного ветра не выгребает. Таким образом, нас мало-помалу отбрасывало все дальше и дальше от берега в открытое море, где волна делалась все больше и больше. Накрыла темная ночь. Что делать? Мысли мои работают со страшной быстротой. Команда наполовину укачалась, и мне пришлось это учитывать.  Судно дает большую течь, часть воды попадает в трюм через палубу, и все это стоит, как привидение, перед  моими глазами. Сначала хотел было пуститься по ветру к Шпицбергену, но потом, подумав, решил бороться со штормом, чтобы пробиться к берегу. Поставили все паруса и легли в лавировку. "Фоку" буквально всего покрывало водой, не было рубца сухого я, весь мокрый, на мостике. Холод адский, снег бьет в лицо. Но я твердо решил не сдаваться, пока не пробьюсь к берегу. "Фока" геройски себя вел. Как он чудесно борется с волной! Если бы он был более крепкий, то лучшего судна едва ли нужно было пожелать. Лежит на боку и черпает правым бортом воду. Нос весь зарывается в волны. Брызги без конца летят через мостик. Паруса сильно натянуты. Снасти и рангоут трещат, писк, визг и собачий лай (от холода, - собаки все мокрые). Все это делает обстановку адской, хаотической. Вокруг море кипит прямо-таки белой пеной. Боремся, но вот удар-другой волны, и шлюпка судовая летит за борт и пропадает в пучине морской. Через час срывает другую шлюпку и разбивает о борт судна. Но здесь мы сами прикончили с ней, скорей обрубили фален и пустили ее в море, чтобы она не рассадила борт корабля. Веруша, вероятно, ты не поверишь мне стало в эту минуту жутко, но я не потерял присутствия духа и продолжал с бешенством орать на команду, отдавая приказания. Но вот новая беда - разорвало парус - бизань, надо его спускать... Снасти одна за другой лопались, и это приводило судно всякий раз к опасности. Дикина мало суду предать, его надо четвертовать за такое  злоумышленное к нам отношение...".
                  После участники экспедиции рассказывали, как стойко переносил Георгий Яковлевич бурю. В обледеневшей одежде он часами не   сходил с капитанского мостика. Когда матросы падали с ног от усталости, Седов приказал офицерскому составу экспедиции заменить их, чтобы они смогли хоть немного отдохнуть. Седов рассчитывал в этот рейс достигнуть Земли Франца-Иосифа, а оттуда двинуться к Северному полюсу. "Из Крестовой губы, - писал он в другом письме, - мы направились дальше на север к заветной цели. Погода не благоприятствовала и здесь, а впереди беловатый горизонт не подавал никакой надежды на открытую воду. Так и случилось.
                   Вскоре мы под 77 градусом северной широты встретили густые непроходимые льды. Защемило у меня сердце от досады. До боли   стало обидно, что мне и здесь препятствуют. Но делать нечего. Три дня бился снова о лед отважный "Фока", который своими могучими скулами беспрестанно поражал огромные ледяные глыбы, как бы чувствуя, что это мне необходимо, необходимо идти как можно дальше... Но мы не пробились. Не было никакой силы справиться с полярной стихией... Здесь нам попалось несколько медведей и, так как это были первые медведи, то понятно, мы на них накинулись со всей яростью. Все бежали, прыгая с льдины на льдину, за ними, с ружьями, проваливались и снова бежали. Была настоящая война. В конце концов израненные медведи ушли в воду и исчезли подо льдом. Белые чайки стаей кружились над нами и своим криком дополняли картину аврала. Стояла уже поздняя осень - 2 сентября, морозы доходили до десяти градусов и  лед быстро сковывался. Счел благоразумным повернуть на Новую Землю и там зазимовать.
                   20 сентября отдаю приказ о зимовке и все начали готовиться встречать суровую полярную ночь. Покинуло нас милое солнце на   101 день. Наступила сплошная ночь. Но мы уже хорошо устроились зимовать на пароходе. Зажглись огни по каютам, распаковали библиотеку, пианино, граммофон. Все это установили в кают-компании, где стало уютно и хорошо... В библиотеке оказалась масса книг лучших русских и иностранных авторов. Все это нам доставляло большое удовольствие и разгоняло скуку и уныние.
                   Я прочел всего Байрона, Шекспира, даже Дюма, Бальзака и других. По вечерам, если пройтись по каютам и посмотреть, то увидишь сплошное чтение книг. Для музыки были определенные часы. Можно было играть от двух дня до десяти вечера. Визе оказался прекрасным музыкантом и играл самые хорошие вещи по нотам, которые он привез с собой".
                    Георгий Яковлевич, обладая огромной энергией и веселым, жизнерадостным характером, не давал команде и членам экспедиции  впадать в уныние. Он был неистощим на выдумки, ободрял людей шуткой, добрым участливым словом. Считая, что бездействие может отразиться на моральном состоянии людей и на их здоровье, он следил за тем, чтобы все участники экспедиции выполняли физическую работу. Матросы и офицеры подвозили дрова, отгребали снег от судна, кололи лед с айсберга для заготовки питьевой воды.
                    Большую работу проделали члены экспедиции по изучению Новой Земли. Седов организовал санные путешествия, во время которых были нанесены на карту и уточнены очертания берегов, сделаны маршрутные съемки, астрономические наблюдения. Наступило короткое полярное лето. Корабль освободился от ледового плена. Экспедиция с сильно истощившимися запасами  продовольствия и топлива смогла продолжать плавание к Земле Франца-Иосифа, откуда Георгий Яковлевич рассчитывал на собачьих  упряжках достигнуть полюса.
                Некоторые из членов экспедиции, испугавшись трудностей, уговаривали Седова повернуть обратно. Но путешественник был
 непоколебим. Вернуться, не выполнив своего долга, он не мог, не хотел. Нет, он не даст повода врагам торжествовать. Пусть ценой жизни, но он будет продвигаться вперед. В дневнике Георгия Яковлевича появилась короткая выразительная фраза:  "Жизни только тот достоин, кто на смерть всегда готов".
                 Команда поддержала Седова в его стремлении плыть дальше на север. Но наступила вторая зима, и корабль бросил якорь в бухте  Тихой, на острове Гукера. Началась зимовка неизмеримо более трудная, чем на Новой Земле. Продовольствия на корабле оставалось мало - прогнившая солонина, испорченная мука, которые всучили экспедиции продувные купцы. Началась цинга.  Люди еле держались на опухших ногах, покрытые язвами десны кровоточили. Жестокая болезнь не пощадила и самого начальника экспедиции. Но Седов не подавал вида, что ему тяжело. Он по-прежнему был веселым и ласковым, стараясь поддержать дух команды.

В последний путь

           Георгий Яковлевич принял смелое решение попытаться достигнуть полюса на собачьих упряжках."Скорее бы уж идти к полюсу, пока здоровы, - записывает он в своем дневнике, - а то чего доброго еще заболеешь серьезно". И тут же добавляет: "Что-то  плохое самочувствие".
 Вместе с Георгием Яковлевичем готовились в путь два матроса - Г.В. Линник и А.М. Пустошный. На рассвете 15 февраля 1914 года  участники экспедиции выслушали последний приказ своего начальника.
          "Итак, - говорилось в нем, - сегодня мы выступаем к полюсу, это - событие и для нас, и для нашей Родины. Об этом дне мечтали уже давно великие русские люди - Ломоносов, Менделеев и другие. На долю же нас, маленьких людей, выпала большая честь осуществить их мечту и сделать посильное научное и идейное завоевание в полярном исследовании на гордость и пользу нашего Отечества... Пусть же этот приказ, пусть это, быть может, последнее мое слово послужит вам памятью взаимной дружбы и любви. До свидания, дорогие друзья".
               И вот трое отважных людей на трех собачьих упряжках отправляются в путь. Им надо преодолеть до полюса огромное расстояние  почти в тысячу километров. А на пути глубокие снега, торосы, предательские трещины, жестокие морозы. Все это создавало бы непреодолимые препятствия даже для здоровых людей, хорошо обеспеченных продовольствием и теплой одеждой. А Седов был тяжело  болен. И все же, подгоняя измученных собак, он стремился к заветной цели. Вот уже путники пересекли архипелаг  Франца-Иосифа. С каждым днем Седов все больше терял силы, часто впадал в забытье. К концу второй недели он уже не мог двигаться. Он ехал, привязанный к нарте, и не выпускал из рук компас, опасаясь как бы матросы из жалости к нему не повернули назад.
               Разразилась буря. Более трех суток бушевала она. Путешественники, забившись в палатку, старались согреться теплом своего дыхания. Но вот затих буран. На горизонте после долгой трехмесячной полярной ночи забрезжили первые лучи солнца. Георгий Яковлевич попросил матросов вынести его из палатки. Лежа на нартах, коченеющей рукой он записал в своем дневнике: "Увидели выше гор впервые милое, родное солнце. Ах, как оно красиво и хорошо! При виде его в нас весь мир перевернулся. Привет тебе, чудеснейшее чудо природы! Посвети нашим близким на родине, как мы ютимся в палатке, как больные, удрученные, под 82 градусом северной широты...".  Карандаш выпал из рук, веки закрылись, фраза осталась недоконченной...
               ...Над могилой Седова его спутники сложили холм из камней, сверху положили флаг, тот самый флаг, который он взял с собой, чтобы водрузить на Северном полюсе.
                То, что не удалось довести до конца Георгию Яковлевичу Седову, осуществили советские люди. Они покорили Северный полюс и   водрузили на нем флаг нашей Родины. Я счастлива, что дожила до того времени, когда претворились в жизнь мечты моего мужа, память о подвиге которого живет в сердцах советских людей.
                   В заключение мне хочется рассказать об одной встрече, происшедшей совсем недавно. Меня пригласили на вечер выпускников   мореходного училища. Будущие офицеры, полярники, просили рассказать о Георгии Яковлевиче. Завязалась непринужденная беседа.  Жизнь отважного путешественника глубоко интересовала молодежь.
         - А вот, Вера Валериановна, - сказал во время беседы один из старших офицеров, показывая на стройного худощавого юношу, со смуглым выразительным лицом, - это Кизино - сын матроса, участвовавшего с Георгием Яковлевичем в экспедиции к полюсу.
            Я внимательно смотрела на юношу. Так вот оно, думала я, новое поколение будущих землепроходцев, отважных исследователей,   открывателей новых путей! Я уверена, что сыновья будут достойны славы своих отцов. Думается, что многое, очень многое еще сделают они, наши молодые советские люди, для науки, для счастья народа и для славы своей Отчизны.

Г.Я. Седов с женой В.В. Май-Маевской. Его письмо к ней

Страница  1,  2                           Статьи о Г.Я. Седове