ДНЕВНИК МАТРОСА ГРИГОРИЯ ЛИННИКА стр. 3

  13 февраля. Мороз упал до - 16°Ц. В 9-м часу утра вышли в путь, и вследствие сильного тумана с пути сбились и попали к каким-то островкам или же в пролив. И когда туман  рассеялся, наладились на правильный путь и стали лагерем. Прошли всего не более пяти верст, и когда разбили палатку, то сейчас же к нашему несчастью притащился медведь, и на все мои просьбы не идти охотиться начальник был неумолим и во что бы то ни стало хотел убить медведя. И я вместе с начальником отправился на охоту.   И когда версты за две от палатки подошли мы к медведю, загнанному собаками в продушину, сделанную моржом, то оказалось, что винтовка не стреляет, так как замерз затвор. Но это не так важно. А самое неприятное это то, что обратно к палатке начальник идти уже не мог, и мне пришлось оставить начальнику свой нож для самозащиты, хотя он настолько слаб, что вряд ли смог бы в случае надобности защищаться, самому же идти в непроницаемой тьме искать палатку, запрячь оставшихся собак и приехать за начальником. И вот в непроглядной тьме   нашел палатку, от палатки - начальника, и опять же палатку, провозившись за этим несколько часов.
14 февраля. В 9 часов утра двинулись дальше, но, пройдя не более трех верст, стали лагерем. Вследствие сильного снега и тумана, не дающих возможности  ориентироваться, вынуждены ждать лучшей погоды, так как впереди по курсу видна открытая вода, и верно не знаем, благодаря туману, последний ли пролив к Земле кронпринца Рудольфа или же открытый океан, который для нас особенно нежелателен, так как нам необходимо сделать продолжительный перерыв путешествия для поправления здоровья начальника. Для этой важной для нас надобности нужно место зимовки герцога Абруццкого. Сегодня же осматривал каяки, из которых один, в случае надобности спуска на воду, первоначально придется починить, а если увидим впереди землю, то придется огибать с востока. Мороз упал до - 15°Ц. После несчастной вчерашней охоты здоровье начальника заметно ухудшилось.
15 февраля. Мороз до 28°. Встали в 4 часа утра, так как в спальном мешке троим хорошо всем здоровым и, чтобы не стеснять начальника, в мешок приходится лезть только для короткого сна, к тому же начальнику стало гораздо хуже. К пяти часам попили какао, начальник же выпил только одну чашку муки «Нестле» и опять лег в мешок. В 8 часов утра Пустошный взобрался на островок и увидел землю. Стали сейчас же собираться в путь и к девяти утра уже были в ходу, но, пройдя не более одной версты,  увидели со всех впереди сторон совсем свежий лед. Толщина льда не превышала двух вершков. Лед меня выдерживал. И когда я, как шедший впереди, взошел на этот лед, то за мной сейчас же была пущена нарта с каяком без начальника, которая не прошла и пяти сажен, как лед под ней провалился. Мигом я и Пустошный подбежали к нарте и стали тащить за собачью упряжь нарту в сторону, но вода, выйдя наверх, способствуя быстрой ломке льда, не давала нам возможности подойти близко к нарте и выпрячь собак. И тут чуть было не вышло недоразумение. Я сказал Пустошному: обрежь собак, чтобы они освободились, сам же оттягивал нарту, но Пустошный не понял и чуть было не обрезал шлейки у самой нарты. Вскоре собак освободили и - что за нежданная радость - каяк, нагруженный более 20-ю пудами и в нескольких местах пробитый,  благодаря предохранительному парусиновому чехлу и наполовину не погрузился в воду. Тогда я стал тянуть нарту за шлейку, а Пустошный проламывать лед, чтобы повернуть нарту в обратную сторону. И когда все было сделано, тогда мы оба взялись за упряжь и вытянули нарту на лед, а отойдя от этого места на более прочный лед, стали лагерем. Путь кругом один и тот же, ввиду чего придется стоять день или два, пока лад закрепнет настолько, чтобы мог выдержать тяжесть нарт.
      Здоровье начальника, к несчастью, ухудшается, и к болезни груди возвратилась болезнь ног. Сегодня Пустошный растирал ноги начальнику спиртом, и оказывается, что на ногах появилась сыпь и нет никакого аппетита. Я уже не знаю, что будет дальше, а пока дело неважно. Желательно лишь одно - возможно скорее добраться до места зимовки герцога Абруццкого, где можно будет хотя и две недели с лишним прожить, но в надежде на лучшее, так как там должен быть запас керосина, которого мы сможем взять для поддержки нормальной температуры в помещении, которое также думаем устроить для начальника. Пока что у нас получилось не на словах, а на деле, что сиди, мол, у моря и жди погоды. Но что поделаешь, отчаиваться нечего, важно лишь одно, чтобы возможно скорее поправился наш начальник. Вечером сварил для начальника компот, и это вся его еда.
      Близко от нас открытая вода, над которой летают целые стаи полярных уток - кайр. Собаки, словно бешеные, носятся по солончаку. Из воды часто высовывают головы  моржи и морские зайцы, которые также не дают собакам отдыха.
16 февраля. Встали в 6 часов утра. И мне много раз ночью приходилось выходить из палатки на беспрерывный лай собак. Перегрызли веревки, которыми были привязаны, и носятся по льду за высовывающимися из воды моржами и зайцами. Сегодня также прождем, пока закрепнет лед. Завтра же двинемся вперед в надежде, что   двухсуточный, хотя и небольшой, мороз, но лед укрепит, чтобы выдержал тяжесть до 25 пудов. К полудню прояснилось, и стала видна Земля кронпринца Рудольфа.
      Сегодня на короткое время показалось солнце, которое не видели мы с 8 октября 1913 года. К вечеру я и Пустошный обвязалась веревкой и один от другого саженей на пятнадцать пошли по льду испытать его крепость. Я шел впереди. Не прошли и пятидесяти сажен, как Пустошный мне крикнул, что лед подо мной гнется. Я остановился и ударил палкой по льду, который с одного удара пробил, и тут же стало ясно, что такой лед тяжесть нарт да еще с больным начальником не выдержит, а ждать нам больше также нечего, так как в случае шторма лед, на котором мы стоим лагерем, обязательно поломает, и тогда мы вынуждены будем искать спасения на более крепком льду, которого поблизости не видно. Вви¬ду этого пошли мы в восточную сторону и, пройдя около семи верст, увидели, что подход к Земле Рудольфа возможен лишь с юго-восточной стороны. Другого же пути никакого нет. Вернулись обратно к палатке, где я сказал начальнику, что самое лучшее для нас или же обойти с востока к Земле, или же несколько раз переправиться через воду на каяках, так как за один или два раза мы всего груза с 24-мя собаками перевезти не сможем. Завтра двинемся дальше.
17 февраля. Мороз до - 25°. В 8 часов утра двинулись дальше, но, пройдя около 10 верст, начальник, сидевший на нарте, несмотря на то, что был одет в меховой одежде, стал жаловаться на невыносимость мороза. Пришлось остановиться, развязать первую нарту и достать спальный мешок, который разложили на нарте. В него влез начальник, спасаясь от холода. Но это помогло мало, так как, пройдя еще около трех верст, пришлось остановиться, разбить палатку и оттирать ноги начальнику спиртом. После чего опять положили на нарту спальный мешок с начальником и двинулись дальше. К счастью, дорога очень хорошая, и мы быстро подвигались вперед. Но, не дойдя до острова кронпринца Рудольфа версты три, я, как шедший впереди, стал сворачивать со свежего льда на старый, направляясь к острову, и на самом стыке свежего льда со старым провалился в воду, и так как на ходу был сильно распотевшим, то, выкарабкавшись из воды, пошел без всякой остановки дальше в надежде дойти до берега, а оказалось совсем не так. Пройдя еще около 1/2 версты, я оглянулся назад и увидел, что последняя нарта, на которой лежал начальник, - стоит. Сейчас же возвратился  обратно, и оказалось, что на повороте мешок с начальником с нарты упал, а тяжело больной начальник даже не чувствовал, что упал с нарты. Лежа на снегу в мешке, спросил: «Линник, почему нарта стоит на месте, а не двигается вперед?» Тогда я сказал ему: «Вы с нарты упали».
        А на дворе с небольшой метели началась настоящая вьюга, тогда решено было движение прекратить и тут же разбить палатку, к которой подтащили мешок с начальником. Он с трудом влез в палатку, где сейчас же начали растирать его ноги спиртом.  Сегодня начальник настолько слаб, что даже перестал записывать метеорологические наблюдения и также перестал писать свой дневник.
      18 февраля. Мороз до - 41°. Встали в 10 часов утра, хотя проснулись в 6 часов. На дворе снежная буря, двигаться вперед невозможно. К тому же здоровье начальника почти безнадежное, и одного часа за ночь не пришлось уснуть, так как начальник  ежеминутно жалуется на ужасный холод в ногах и невозможность и тяжесть дыхания. Когда я сварил чай, то почти со слезами  уговорил начальника выпить две чашки молочной муки «Нестле», это кроме компота, сваренного три дня тому назад. Начальник ничего не ест. После этой еды опять залезли в мешок, но не пришлось в нем пробыть одного часу, так как начальнику стало  невыносимо тяжело дышать и холодно. Я скоро зажег примус, а Пустошный пошел засыпать палатку снегом, так как такой вьюги с - 35° до - 41° мороза еще не было. Оставшись в палатке, я предложил начальнику чего-либо поесть и получил на все отказ.  Предложил, наконец, имеющуюся полукоробку осетрины или же коробку Вихоревых консервов, гороху, на что начальник изъявил  желание. Тогда я велел Пустошному достать все сказанное, а сам начал варить начальнику шоколад. Но Пустошный достал только осетрину, а гороху достать не мог, и так как он работал при бешеной буре с - 38° мороза, у него пошла кровь из носа и изо рта, после чего он залез в палатку отогреваться. Я же начал отогревать замерзшую баночку осетрины, и когда еда была готова, то, не имея никакого понятия в болезни, а зная, что больным дают коньяк, я предложил начальнику рюмку коньяку для  возбуждения аппетита. Когда начальник выпил, то тут же я испугался до невозможности, так как моментально начальнику стало плохо. К счастью, это скоро прошло. И тогда начальник изъявил желание съесть осетрины. Чайной ложкой я начал кормить начальника, и около половины полукоробки осетрины начальник съел. Затем выпил чашку шоколада и с трудом залез в спальный  мешок. Вскоре из мешка начальник вылез и сел около горящего примуса, охая и тяжело дыша. Пульс, он говорит, уже несколько дней бьется от 110 до 120 раз в минуту, и временами уже он теряет сознание. Сегодня же у меня начало зарождаться сомнение в успехе нашего предприятия, а как сразу все хорошо было. 35 градусные морозы для нас было ничто, так как все мы трое, во главе с начальником, лично сознавали великое значение путешествия к полюсу и также все трое и мысли не допускали, что в  выносливости против бывших до нас путешественников в полярных странах мы окажемся слабее. Проклятая же болезнь может  изменить все дело.
    С 18 на 19 февраля всю ночь о сне никто и не думал, так как ежеминутно начальник терял сознание. Все время горит примус, и мы растираем спиртом ноги и грудь начальника, но облегчения никакого не получается, и, видимо, болезнь принимает опасный оборот. Боюсь, чтобы все не окончилось печально. Бешеная вьюга и мороз ничуть не уменьшаются, что приносит особенные страдания и без того тяжело больному начальнику. Примус горит без остановки, сжигая до 10 фунтов керосина в сутки, и перерыв горения делается только при наливании керосина. Сейчас начали третий и последний пуд керосина, надеясь все пополнить на зимовке герцога Абруццкого, и, не дай бог, если там не окажется горючего материала, тогда нам не только не будет топлива к полюсу, а самое для нас страшное это то, что нечем будет поддерживать температуру для лечения больного нашего начальника.
      Я уже второй день пишу дневник над горящим примусом, улавливая те минуты, когда начальник успокоится и вздремнет у меня на коленях. Что будет дальше, не знаю, а в настоящую минуту все дело очень и очень плохо. Пустошный тоже стал жаловаться на тяжесть дыхания и теперь сидит и стонет. Буря на дворе не перестает. И несчастные собаки мечутся из стороны в сторону, ища спасения от холода.
     19 февраля. Вьюга не перестает. Пустошный вылез из палатки кормить собак, и оказывается, что две уже замерзли. И еще некоторых ждет такая же участь, так как отогревать их в палатке теперь невозможно, ввиду безнадежного состояния здоровья начальника. Ночь прошла в таком же беспокойстве.
     20 февраля. Все время держу на руках голову начальника, который ежеминутно теряет сознание. Лицо же начальника  полумертвое. В 12 часов дня по желанию начальника сварили бульон Скорикова, но только лишь бульон был готов, о еде его никто и не подумал, так как начальнику подходит конец. Пустошный, стоя на коленях, держит примус над грудью начальника, а я поддерживаю на руках голову.

     Страница 1,  2,  3, 4                                                     Материалы о Г.Я. Седове                       Дневник А. Пустошного