| |
ДНЕВНИК МАТРОСА ГРИГОРИЯ ЛИННИКА
стр. 4
К великому нашему горю, это
продолжалось недолго. И в 2 часа 40 минут дня начальник
последний раз сказал: «Боже мой, боже мой, Линник,
поддержи». Голова, находившаяся у меня на руках, склонилась;
страх и жалость, в эту минуту мною овладевшие, никогда в
жизни не изгладятся в моей памяти.
Жалея в душе близкого человека, второго отца -
начальника, минут пятнадцать я и Пустошный молча глядели друг на
друга, затем я снял шапку, перекрестился и, вынув чистый платок,
закрыл глаза своего начальника. Раз в жизни своей в ту минуту я
не знал, что предпринять и даже чувствовать, но начал дрожать от
необъяснимого страха. Отчаиваться было безумно, и, когда
жуткость первого впечатления понемногу начала отходить, я велел
Пустошному достать для нас обоих меховые костюмы и сейчас же
потушить примус, так как керосин у нас на исходе. Ввиду этого
решаю идти в Теплиц-бай к месту зимовки итальянской экспедиции
герцога Абруццкого для того, чтобы просушить все и
подправить собак. И обязательно взять керосина или чего-либо
горючего, чтобы идти обратно. Провизия же, хотя и дорогая, но
будет оставлена в Теплиц-бае. Чтобы скорее нам двигаться
обратно, тело же, уже бывшего нашего начальника, обоюдно решаем
везти на судно.
21 февраля. Мороз до - 35°. Всю ночь, одевшись в
меховую одежду, прижались друг к другу и продрожали над телом
своего начальника, так как уснуть сколько-нибудь не давал
мороз, а в спальном мешке тело начальника. В 6 часов утра попили
чай, и тут же я решил действовать так, как позволяют
обстоятельства. У Пустошного сильный кашель, что также в
Теплиц-бае задержит лишних два или три дня. Тело же своего
начальника изо всех сил стараемся доставить на судно, так как
дорог он был всем нам одинаково.
Во время питья чая я заплакал, взглянув на рядом
лежащего своего начальника, но уже не дающего распоряжения, а
мертвого. И тут же мысленно я с горечью упрекал Кушакова,
как доктора нашей экспедиции, который изо всех сил старался
остаться за начальника, а ничуть не думал о снабжении полюсной
партии предметами лечения, так как из медикаментов нам Кушаковым
дано лишь следующее:
1. Глазные капли;
2. Вазелин;
3. Бинты;
4. Порошок «Гидро-ваниль ОПО» от головной боли.
Попили чай и сейчас же принялись за дело. Освободили два
больших парусиновых мешка от провизии и в них уложили тело
начальника, перевязав посередине. В Теплиц-бай поедем на двух
нартах-каяках. Третью же бросаем на месте смерти начальника. И
также бросаем некоторые вещи. В Теплиц-бае или где-либо на
острове оставим половину всего груза, и если не найдем керосина,
то придется хоронить и своего начальника. Завтра думаю идти
дальше. И если это окажется место зимовки Абруццкого, то будет
сносно, а если же нет, то с телом начальника придется
расстаться.
За ночь еще одна собака околела, и еще штук пять
есть таких, которые еле ходят. Когда отрывали нарты, занесенные
снегом, собаки с лаем понеслись к морю. Смотрим, не более
половины версты от палатки - медведь, но охотиться за ним не
подумали, так как с потерей начальника вся работа валится
из рук. Ввиду того, что в лице начальника мы потеряли очень
много, и хотя у нас есть инструменты, но определиться
астрономически мы не можем, и не дай бог нам сбиться с пути,
тогда участь наша неминуема гибельным исходом. Но время холодов
еще не ушло, и будем надеяться, что бог нам поможет по стоячему
льду добраться до судна. Все готово к пути. Тело начальника
уложено на нарте.
22 февраля. Встали в 6 часов утра. На дворе
легкая метель, ничего из-за тумана не видно. В 8 1/2 часов утра
двинулись дальше. Долгая стоянка, почти без присмотра за
собаками, и ужасный холод, около половины собак выведено из
строя. Одну нарту бросили тут же, а в остальные две
запрягли по 10 полуизмученных собак. На одной из нарт тело
начальника, и нарта эта весом до 30 пудов. Вскоре пришлось
к этой же нарте прибавить двух собак из другой нарты, но и это
движения не ускорило. К трем часам дня еле дотащились до
«Ледяного мыса» и саженях в 300 или 400 от берега стали лагерем,
так как, во-первых, старый лед кончается и начинается
совершенно свежий солончак, а во-вторых, ничего не везут собаки.
Разбили палатку, накормили сушеным мясом собак и пошли
посмотреть путь дальше. Но, пройдя не более версты, пришли в
полное уныние, так как перед нами оказалась открытая вода
и берег вокруг обрывистый, материковый лед (глетчер) до 20 и
более сажен высоты, впереди никаких признаков постройки
экспедиции герцога Абруццкого. Тогда при такой для нас неудаче,
повернули мы обратно в палатку, где старшинство за действия
принял я на себя. Все обдумал и в окончательном и бесповоротном
смысле решил так. Тело начальника похоронить в конце
скалисто-обрывистого и в начале глетчерного берега,
расположенного на SSW. Всю провизию и ношеную одежду, но для нас
лишнюю, бросить прямо на льду. Все же инструменты приборы ввиду
их ценности, а главное, быть может, надобности на судне, взять
обратно, но до первого критического момента. И вообще взять с
собой всего необходимого приблизительно на полтора месяца и
возможно скорее двигаться обратно к судну только на одной нарте,
так как для двух нарт собак нет, к тому же керосина
осталось не более 10 фунтов и с сегодняшнего дня решили чай
варить один раз. Что будет впереди - увидим, а теперь особенно
неприятно всеми по экспедиции уважаемого начальника на каком-то
малоизвестном для нас острове, где, кроме снежных бурь и
полярного зверя никогда ничего не бывает. Но делать нечего, и
без того сегодня нарта с телом начальника опрокидывалась, что
при подъеме ее производит неприятное впечатление, и доставка к
судну сопряжена с большим риском. Замерзшее тело начальника
может разбиться, что, считаю я, много хуже, чем похоронить на
месте,
23 февраля. По случаю легкой метели встали в 8 часов По
выходе из палатки я сейчас же велел вылезать из мешка Пустошному
и браться за дело, не дожидаясь чая, так как варить ничего не
будем и, смотря по обстоятельствам и своему и Пустошного
состоянию здоровья, раз утром или вечером придется варить чай.
Сейчас же начали разрезать и распаковывать нарты, после чего на
одну положили тело своего начальника, а на другую отобрали для
обратного пути провизию, и так как все, что было самым лучшим,
было полтора года бережено и взято нами на полюс, вследствие
чего большую часть провизии берем с собой обратно, и для
облегчения нарты берем не галеты, а сушеное мясо Скорикова,
приготовленное для варки бульона, который мы за двадцать дней
варили только четыре раза, вследствие его негодности в
путешествии. Тело своего начальника решаю хоронить в меховой
одежде, в которой он и умер, ничего с него не снимая, кроме
хронометрических часов. Затем, вместо гроба, которого сделать не
из чего и нет где, оставить тело в парусиновых мешках, а из лыж
сделать крест, который будет поставлен на могиле начальника.
Положение в настоящий момент не поддающееся описанию. Весь
остаток провизии я бросаю прямо на льду, но тело своего
начальника никогда, несмотря на исход у нас керосина. Я же лучше
буду мерзнуть до прихода на судно или же рискую своим здоровьем,
но постараюсь переждать всякую бурю и похоронить начальника на
косогоре. Рядом с ним положить дорогой для всех нас русский
национальный флаг, предназначавшийся для водружения на самой
дальней точке нашего путешествия. Но, увы, мечты первого
русского полярного путешественника, рискнувшего своею жизнью
прославить Родину завоеванием открытия Северного полюса или
побитием рекорда, не увенчались успехом. А ведь сколько было
надежды и энергии в достижении желанной цели, и все это
рухнулось благодаря злодейке болезни и последовательнице ее -
смерти, которая сокрушила нашего начальника, а вместе с ним и
все, чем могли мы, то есть наша экспедиция, гордиться. Завтра
будем хоронить своего начальника.
24 февраля. Встали в 5 часов утра и без всякой еды
принялись за приготовление к похоронам. Сама даже природа
сочувствует нашему горю. Установился хотя и холодный с - 35°
мороза, но зато тихий и ясный день. Сейчас же по выходе из
палатки впряглись оба в нарту, на которой было положено
тело нашего начальника, сделанный мной из лыж крест, кирка для
добывания камня, молоток для щебня и русский национальный флаг
(складной с медной трубкой, на которой выгравирована надпись
следующего содержания: «Expedition leit. Sedov'a 1912- 1914
гг.». Затем мы взяли еще лопату для расчистки снега и с этой
печальной кладью направились к земле. Через 1/2 часа были у
самого берега и, выбрав подходящее место, втащили нарту с
покойником на косогор высотою до шести сажен от уровня моря, где
и было решено предать тело земле. Обряд похорон происходил
следующий: я выбрал, насколько это было возможным, поровнее
место, разгреб снег лопатой. Затем сняли тело с нарты, повернули
головой к северо-востоку, сняли шапки. Я перекрестился и сказал:
«Господи, боже наш, прими душу усопшего раба твоего Георгия», -
после чего трижды пропели «Вечную память» и затем снятое с нарты
тело уложили на назначенное место. От первого камня, положенного
мной на могилу в знак глубокого скорбного траура, я отбил три
кусочка: один - для себя, один - на судно и один - думаю
доставить супруге бывшего моего начальника. Это же сделал и
Пустошный. В 10 часов утра могила с установленным крестом была
готова. Флаг положен вместе с начальником. Нарта, на которой
везли тело, оставлена у могилы. Также оставлены кирка и молоток.
С камнем на сердце и слезами на глазах взглянул я последний раз
на могилу, перекрестился и пошел к палатке, где с Пустошным
сразу же после скорой еды мерзлого сала стали собираться в
обратный путь.
25 февраля. Мороз до - 38°. Встали в 7 часов
утра. До обеда дорога была хорошая, и 14 запряженных собак везли
нарту сносно. Но с полудня дорога изменилась, хотя и на
ровную, но очень тяжелую, в виде глубокого рыхлого снега, на
котором смерзалась лишь верхняя корка, не выдерживающая
тяжести нарты.
26 февраля. С утра сегодня пришлось заправить на
короткое время примус, так как адски начали мерзнуть ноги. В 9
часу утра двинулись дальше. До обеда обходили торосы, и движение
было сносным. Но с обеда обходить уже было некуда, и пришлось
продолжать путь по настоящим ледяным горам. Сегодня шесть дней,
как у меня на руках умер мой начальник. Много было бы лучшим,
чтобы сегодняшний день я двигался дальше на север и вместе с
начальником, чем иду я к судну и без него. Мороз сегодня до
- 38°.
27 февраля. Мороз до - 31 °. В 8 часов утра двинулись
дальше. С полудня началась метель, перешедшая вскоре в бешеную
вьюгу. Пришлось прервать движение и стать лагерем, пройдя всего
около 12 верст. Если завтра не будет вьюги, думаю оставить сзади
роковой 82° северной широты, взявший жизнь начальника.
28 февраля. Мороз до - 29°. Вьюга на дворе продолжается, и
лежать в спальном мешке невыносимо холодно. Керосина у нас
остается не больше как на три раза, и до судна всего лишь 100
или 120 верст. Но между этим ничтожным расстоянием стоит целая
пропасть. Это безжалостная полярная вьюга, не позволяющая
двигаться вперед, и все время бешено дует такой неприятный для
нac ветер, который в любую минуту может нас оторвать и унести в
океан, а тогда уже наша песня спета. Стоим сейчас на том месте,
до которого думали идти с судна провожать нашу партию, но
вследствие большинства больных из команды и других обстоятельств
провожать нас не пошли.
1 марта. Мороз до - 24°. Вьюга стихла. Встали в 5 часов
утра, огрели по чашке какао и в 8 часов утра двинулись дальше.
С обеда прояснилось, и двигаться стало гораздо быстрей. Дорога
хорошая, хотя на пути множество трещин, и одну встретили такую,
через которую не меньше двух часов искали перехода. 9 дней
кончины нашего начальника. Забытым быть не может, и в знак
поминовения вечером вместо чая сварили компот.
2 марта. Встали в 10 часов утра, так как двигаться
раньше - бесполезная путаница в торосах ввиду начавшейся метели.
Сегодня дует сильный NW ветер, который нас в океан не оторвет,
но зато может напором старых льдов поломать свежий лед, на
котором мы стоим. В 12 дня вьюга немного стихла, и двинулись мы
в путь. С сегодняшнего дня затвор от винтовки держу в
кармане. Думаю по дороге напасть на зверя и воспользоваться его
салом для топлива, а то, если вьюга вздумает быть неделю,
придется стать ближе к берегу и заняться добычей зверя, а иначе
дело наше неважно. Так или иначе, а дней через пять думаю быть
на судне, хотя сегодняшний переход ужасно скверный: пропутались
все время в безобразных торосах и вряд ли продвинулись вперед
более трех верст, и ввиду начавшейся сильной вьюги пришлось
стать лагерем. При установке нашей парусиновой палатки
одно мучение, так как палатка наша представляет теперь
обледенелый кусок парусины. Вечером сегодня вместо чая растаяли
только по чашке воды, так как керосин на исходе и приближается
скверное время. Безжалостные же вьюги не дают нам возможности
быстро двигаться к судну. Сегодня, проведя время без примуса, с
уверенностью можно сказать, что мало видел горя тот, кто не
сидел в палатке на льду и в полузамерзшем спальном мешке не
дрожал с кружкой холодной воды в руках.
4 марта. Дело наше плохо, хотя и идем на юг, но,
кажется, попали между островов и не знаем, где находимся. Завтра
думаю пройти день на запад. Для питья пользуемся мокрым снегом,
который растаиваем в кружке дыханием.
5 марта. Бредя на запад, неожиданно наткнулись на
айсберг, который покойный начальник сфотографировал на второй
день по выходе нашем из судна.
6 марта. В 4 часа утра двинулись в путь. На пути не
старый, по которому мы отходили от судна, лед, а свежий
солончак. Видимо, тут не так давно была открыта вода. В
начале 10-го часа утра повернули на мыс и увидели судно.
Цитируется по изданию
Линник
Г.В. Дневник. М., "Известия", 1964г
Страница
1,
2,
3,
4
Материалы о Г.Я. Седове Дневник
А. Пустошного
|
|
