Александр Васильевич Авдеев

А.В. Авдеев беседует с депутатом Седовского поссовета Онищенко Александром Григорьевичем, март 2011г

А.В. Авдеев, с. Обрыв, март 2011г

Анатолий Иванович Хмелевский (справа) и депутат Седовского поссовета А.Г. Онищенко, март 2011г

Николай Никонович Дущенко

Дом, где жил Н.Н. Дущенко в г. Новоазовске

Семья Н.Н. Дущенко

 Н.Н. Дущенко с членами семьи

Фото из семейного альбома Дущенко

    Военная память села Обрыв
  (Вспоминают старожилы)

     Александр Васильевич Авдеев 1924 года рождения, уроженец села Обрыв, здесь живет и сейчас. Когда началась Великая Отечественная  война, Александру не было и восемнадцати. Летом 1941 года молодежь, всех работников колхозов, направили под Мелитополь рыть противотанковые рвы. В их числе был и Александр. В конце августа  школьники вернулись домой, чтобы продолжать учебу, но не прошло и месяца, как школу закрыли, а старшеклассников снова отправили на укрепления. В этот раз уже в сторону Донецка. Но, не дойдя до Волновахи, люди разворачивались и возвращались обратно из-за наступления немцев. Всем было приказано возвращаться домой. Вскоре село Обрыв было  оккупировано.
      В 1943 году после оккупации Александр Васильевич участвовал в боях на реке Молочной. В январе 1944 года на передовой под Никополем пуля попала в руку и выбила кость. Четыре месяца провел в госпиталях, затем попал в Сталинград на восстановление завода «Красный Октябрь». Направили его в отдел рабочего снабжения на рыбный промысел, поскольку до войны Александр Васильевич был рыбаком, в ОРСе  он и проработал до конца войны.
        В 1945 году возвратился в родное село. Выучился на судомеханика, ходил на сейнерах СЧС с известными в то время капитанами Александром Маркитановым, Валерием  Абрамовым, со своим дядей Николаем Авдеевым.
       Сейчас Александру Васильевичу 86, но он помнит все, как будто это было вчера. Еще достаточно бодрый, умеет пошутить, приятный собеседник. На Обрыве он остался  уже один из тех, кто принимал участие в боевых действиях.
        Хмелевский Анатолий Иванович родился 03.10.1932 года, известный и уважаемый  потомственный рыбак. Во время оккупации села  Обрыв был десятилетним пацаном, но все отчетливо помнит. В памяти прочно отразились события 1941-43 годов. В их хате квартировали немцы, он семьей в это время  жил в сарае. Если не считать этой несправедливости, немцы в общем не обижали, иногда даже угощали детей шоколадом.
        В село Обрыв немцы вошли осенью 1941 года, всех жителей  согнали в одно место  и сообщили, что власть поменялась, что устанавливается новый порядок  и приказали  населению выбрать себе старосту. Старосту немцы не стали назначать по своему усмотрению, это не был и доброволец, подобный полицаям. Желая иметь влияние на  население, оккупанты доверили жителям самим выбрать себе старосту. Исходя их этого, староста не был предателем в общепризнанном понимании. С особым теплом  и уважением свидетели тех событий  вспоминают  о выбранном тогда жителями старосте села Обрыв Николае Никоновиче  Дущенко .
        Никто не хотел быть старостой, каждый в душе  боялся, что выберут его. Еще свежи были в памяти репрессии конца тридцатых годов, когда "врагом народа" можно было стать по самому пустяковому поводу. А тут быть старостой: при немцах это означает выступать против советской власти, быть лояльным к захватчикам.
         Дущенко Н. Н.- человек довольно грамотный, до войны работал бухгалтером в рыбзаводе, еще раньше был летчиком, родом из Максимово. Был всегда душой компании, веселый, озорной, хлесткий  парень, из тех, кого называют "артист", любил выпить. Кто-то из толпы предложил выбрать его для смеху. Дущенко согласился.
       В селе   немцев было немного, в основном были  румыны, калмыки, чехословаки. Николай Дущенко за свою карьеру старосты спас немало  своих  односельчан, прикрывал партизан и десантников, приходивших в село, иной раз больших чинов – полковников. Переправлял на коньках через море на ту сторону солдат,  офицеров. Зимой по гладкому льду 45 километров не так уж и далеко. Для этого просил у пацанов коньки для переправы.  Приводил на Обрыв пленных на ночлег, обогрев, давал одежду. При Дущенко ни один обрывянин не был угнан в Германию, за исключением добровольно ушедших вместе с немцами. Общий сбор молодежи обычно проходил в Новоазовске возле школы, где располагалась жандармерия, туда сводили молодежь со всего района для вербовки,  обещая всем, кто будет работать на немцев, богатую жизнь, земельные наделы и т.п. Дущенко приводил своих обрывян и давал им наставления: «Я вас привел, а теперь незаметно исчезните».
        Был у него конь Буланчик, с которого Дущенко практически никогда не слазил, даже в дом конь заходил с наездником на спине, вставая на коленки. Когда хозяин спал в  поле мертвецки пьяный, Буланчик никого не подпускал к нему, охранял. Всегда защищал Дущенко своих односельчан, вытаскивал из тюрем, предупреждал молодежь, кого   должны были угнать в Германию, даже с известным тогда карателем Шмидтом находил общий язык.
       Старые жители ясно помнят такой случай. Кто-то бросил гранату в радиолокационную вышку, но граната не взорвалась. – Рано утром, вспоминает Александр  Васильевич Авдеев, - я с отцом и матерью, прихватив две корзины, отправились на лиман по рыбу, где я поставил сети. В то время в лимане было очень много рыбы:   тарань, судак, щука - рыба просто кишела, иной раз казалось, что ее больше, чем воды в лимане. Но дойти до места мы так и не смогли, нас встретил немецкий отряд,  который сгонял всех односельчан. А так как было раннее утро, людей стаскивали даже голыми с постелей и вели на казнь. Женщин отделили от мужчин. Мужчин выстроили  в шеренгу и стали отсчитывать по 5 человек, каждый уже готовился к расстрелу, гадали через какое количество будут расстреливать: пятого или десятого, поэтому в шеренге менялись местами в ожидании своей участи. Немцы сообщили через переводчика, что среди населения есть партизаны, и что все будут расстреляны, пулеметы уже стояли   наготове. Но тут Николай  Дущенко  упал в ноги начальнику немецкого отряда, умоляя отпустить односельчан, а расстрелять его, потому, что он за своих ручается головой,  этого свои не могли сделать, что это провокация. Немец ударил его сапогом по лицу, тот опять в ноги, так и вымолил пощаду людям. Немцы предложили взять в заложники  5 человек из шеренги, но Дущенко, зная, что заложники живыми не возвращаются, и тех уговорил оставить.
       По словам старожилов ту гранату немцы, возможно, сами и подкинули, чтобы был повод устроить показательную акцию. Потом немцы говорили обрывянам, что своим спасением они  обязаны старосте Дущенко.
       - Лет пять после войны  ничего не было слышно о старосте в селе, - говорит Хмелевский Анатолий Иванович, - потом стало известно, что Николай Дущенко живет в Буденновке (нынешний Новоазовск), женился во второй раз. Первая жена его была обрывской учительницей – Алла Семеновна Бороденко. От первой жены была одна дочь. – Я не раз  навещал его, вместе выпивали, вспоминали прошлое. Помню, работая на судне, добирались до него на мотоцикле, заезжали на бахчу, набирали полную люльку арбузов на продажу и ехали в Новоазовск, а там, на рынке в центре, нас уже поджидал Дущенко , был все такой же веселый, охотник выпить и поговорить.
        Умер он в Новоазовске в 80-х годах, точно не помню, наверное  в 1982-83 (на самом деле, в декабре 1994). Кстати, был он хороший художник, в ДК на Обрыве были нарисованные им панно Ленина и Сталина. Как-то он сказал для шутки, что для разведения красок ему нужно пиво, кто-то эти слова передал, и "художнику",  без всяких шуток, привезли бочку пива. Носил Дущенко  офицерский костюм без погон, шинель, кубанку с красным крестом, шашку.
      - Помню еще случай, рассказывает Анатолий Иванович, - между Холодным и Максимовым был сбит самолет, а Дущенко укрыл раненого летчика и поселил его к  коммунисту Шведову Якову Данилычу, который впоследствии сдал летчика немцам. Конвоировали пленного летчика до жандармерии полицаи братья Гордеевы. Дущенко догнал их на своем Буланчике и попросил отпустить летчика, на что те ответили отказом. После чего Дущенко говорил, что если бы заранее знал, что они его не отпустят, сам бы их в балке расстрелял. Кстати, этого Шведова потом расстреляли вместе с пленным летчиком, так как в жандармерии по мнению старожилов, работал наш старший лейтенант, разведчик.  Анатолий Иванович и Александр Васильевич подтверждают, что в основном немцы в селе не зверствовали, даже в некоторых случаях вели себя доброжелательно.
      – Как-то я по чьей-то просьбе, вспоминает Авдеев Александр Васильевич, - стянул у немца, который квартировал у нас, одну сигарету из пачки, лежавшей на столе. Так как  всего сигарет в пачке оставалось 4 штуки, то отсутствие одной сигареты немец заметил и дал мне оплеуху. Зато потом, получив из Германии посылку, угостил меня пачкой  сигарет, хоть я и не курил. Табак тогда был в дефиците.
      – У нас в доме квартировал немецкий офицер, который получал посылки из Германии, угощал нас шоколадом, говорил моему отцу, что у него дома пятеро детей.  Воровство у немцев пресекалось и сильно наказывалось, они казнили и своих, поддерживая порядок среди солдат. - Не повезло моему двоюродному брату Хмелевскому Михаилу, - говорит Анатолий Иванович, - он болел эпилепсией, тогда ему было лет 14, когда украл сигареты у немца, его поймали и отвели в комендатуру, скрутили, травили собаками. Немцы не знали, что он болеет, так бы, наверное, не расстреляли. Когда его отец пришел за ним, ему  сказали, что Михаила уже расстреляли, хотя сделали это немного позже. А старшему родному брату Ивану повезло больше. Он ходил на работы, на краю села немцы  расчищали площадку, там его травили собаками. Когда он вернулся домой, один из молодых немцев Вилли спросил, кто его так, Иван рассказал как дело было, после чего  Вили запретил ходить на работы, пригрозив, что если сам пойдешь – пристрелю, а если кто придет за тобой – посылай ко мне. На следующий день сосед наш полицай  Баландин Иван Иванович пришел, брат Иван сказал Вилли, тот пригрозил Баландину пистолетом, после чего за братом перестали приходить.
       - Не понимаю, как меня Бог отвел, говорит Анатолий Иванович, - когда я пацаном, войдя к нам в хату (там жили немцы, а мы с семьей ютились в сарае), увидел  оцинкованное ведро с молоком и буханку хлеба на столе, не удержался  и выпил две кружки молока из ведра, потом отрезал ломоть хлеба, но поняв, что заметят надрез, схватил всю буханку и убежал.
       - Немцы пускали нас свободно передвигаться из села в село, - говорит Авдеев А. В. Ходил и я в Седово, Платово, но на ночь не оставался, нельзя было из-за постоянных  проверок. В Платово был случай, когда во время свадьбы жених с невестой спрятались от немецкого патруля под кровать, их нашли и расстреляли. Кроме немцев были в  селе и калмыки, вот те действительно были хуже зверей, не щадили ни женщин, ни детей. Им лучше было на глаза не показываться. Расстреливали они партизан и  сбрасывали их в колодец. Помню еще случай, был банкет у немцев в саду, привезли они оркестр, шампанское, фрукты, торты и другие угощения. Напились там, после чего один немец пришел к нам в дом. Мать лежала на кровати, мы с отцом был в другой комнате. Пьяный немец стал приставать к матери, она его оттолкнула, после чего он  вынул пистолет, тряс им перед ее лицом и кричал, что она русская свинья. Не знаю, как тогда я сдержался, чтобы не вступиться за мать, не сносить тогда бы мне головы.  Денщик, который был при этом немце, предупредил тихо нас, чтобы мы спрятали сестер, но боясь, что мы их выдадим под пытками, сам где-то их спрятал.
     - Был у нас в Обрыве дядя Миша Косогов, сапожник, который шил немцам бараньи шапки, так как немцы не имели при себе теплой одежды, вероятно рассчитывали на  быструю победу. Так вот этот дядя Миша, каждый раз, надевая на голову фрица очередную шапку, приговаривал «носи, все равно под Сталинградом вместе с головой  снимут». Среди немцев был кто-то, кто понимал по-русски и, услышав такие речи, донес куда надо. Хорошо, что односельчане предупредили дядя Мишу о том, что он будет  расстрелян, как только сошьет последнюю шапку, и он на коньках  успел уйти из села в Ейск.
        В ночь на 23 февраля 1942 года на санях в Платово, Обрыв, Седово и Безыменное одновременно высадился десант морской пехоты. В селе Обрыв операция прошла сравнительно тихо: красноармейцы, несмотря на то, что были сильно выпившие, почти без боя разоружили немцев, взяли в плен румын, румыны не сопротивлялись. Бросали гранаты в окна домов, один из красноармейцев промахнулся, в окно не попал, покалечил себя. А одному из односельчан бросили гранату в окно, он получил более 70 ранений, потом ему ампутировали ногу, пальцы на руках. Взяли нашего жителя, который сообщил где стоят немцы.
     После того, как наши прорвали в 1943 году оборону немцев на реке Миус, оккупанты  ушли из Обрыва. Близ села Оболонка на реке Сухой Еланчик  немцы вызвали авиацию, а наши тем временем  отошли, так они своих разбомбили. – Один немец не хотел отступать, - вспоминает Александр Васильевич, - уговаривал меня его оставить и спрятать, но я сказал, что ничего гарантировать ему не могу и ему пришлось уйти. После отступления я нашел у себя в сарае спрятанные сигареты, видно напоследок сделал мне подарок.
      – У нас в хате жил шофер немец, - говорит Анатолий Иванович, - так он во время отступления оставил моему отцу канистры с горючим, сказав при этом : «Гитлер капут, а тебе еще пригодится».
      - После того, как немцы ушли, остались привезенные немцами в посадке за селом деревянные ящики с бомбами, - говорит Александр Васильевич, - так мы эти ящики  ломами ломали и дерево забирали, а вообще много людей покалечилось, неразорвавшиеся бомбы много бед наделали. Потом эти бомбы наши солдаты приехали и забрали,  впоследствии сбросили их на немцев. Из расколотых бомб делали заборы, потом на них же люди и подрывались.
       При отступлении осталась 200-литровая бочка с маслом, мы это масло поспешили вылить в овраг, а весной, когда началась посевная, собирали его для заправки техники, так как своего не было. На касторовом масле, предназначенном для самолетов, жарили пышки, думали, пронесет, но ничего, пышки были по тому времени очень вкусные.
      - Мы с сестрой и отцом встретили подводы солдат за селом, думали немцы, - рассказывает  Анатолий Иванович, - отец сказал нам, что если его в обоз заберут, чтобы мы бежали домой и сказали матери, что он дойдет только до Новоазовска, потом вернется. Но это оказались наши, которые вступали в село. Отец остался с ними, а мы с  сестрой побежали в село, крича, что наши уже в Холодном. Нам взрослые сказали молчать, ведь в селе еще были немцы. Впрочем, они  не задержались и быстро ушли. Кстати,  пришедшие в село красноармейцы потом спрашивали местных, а жив ли Дущенко. Это были те люди, которым он в свое время помог, а может быть  и спас от смерти.
       Необычным человеком был староста села Обрыв в годы его оккупации немцами - Дущенко Н. Н. Жаль, что не так много сведений о человеке, который немало сделал  для своих односельчан. В нескольких источниках можно встретить упоминания о Николае Никоновиче. В одном   неверно написана его фамилия, в  другом авторы не удосужились указать не только его имя и отчество, но даже инициалы, хотя лично встречались с ним. Очень хочется, чтобы неравнодушные к истории, пытливые жители села Обрыв  и поселка Седово продолжили краеведческую работу и  установили подробности далеких событий военного времени, судьбы людей, прошедших через войну. 

1. Н.Н. Дущенко; 2. Памятник павшим, установленный на Обрыве в 60-е годы был перенесён из посёлка Седово. Позже он был заменён.

О чем мечтает село Обрыв    Мемориал в селе Обрыв    Ковальчук Иван Никитович Наш День Победы     Максим Онищенко, обрывский краевед