ПОСЕЛОК СЕДОВО В ГОДЫ ВОЙНЫ стр. 4

           Ознакомившись с блокнотом, И.Г. Старинов пришел к выводу, что формулы имеют отношение к исследованиям в области ядерной  физики. Он показал трофей командующему Юго-Западным фронтом Р.Я.Малиновскому, тот сообщил о ценной находке в Государственный Комитет Обороны (ГКО). Эта тетрадь попала к помощнику уполномоченного ГКО по науке,  доктору химических наук С.А.Балезину.
        Вот как об этом пишет Дэвид Холловэй в своей книге "Сталин и бомба":"В апреле 1942 г. полковник И. Г. Старинов встретился с С.А. Балезиным, старшим помощником уполномоченного Сергея Васильевича Кафтанова в Научно-техническом совете, и передал ему записную книжку немецкого  офицера, которая была найдена на южном берегу Таганрогской бухты Азовского моря. Записная книжка содержала список материалов, необходимых для создания атомной бомбы, и вычисления  по выходу энергии, которая высвобождалась бы при критической массе урана -235.
       Старинов,офицер НКВД и специалист по минам, получил записную книжку из штаба 56-й армии, но ничего не смог из нее извлечь. Балезин послал перевод записной книжки Александру Лейпунскому и генералу Г. И. Покровскому, эксперту по взрывчатым веществам, запрашивая, не думают ли они, что Советский Союз должен начать работу по созданию атомной бомбы. Оба ответили, что Советский Союз не должен этого делать, а Лейпунский написал, что, когда страна находится в таком невероятно трудном положении, было бы ошибкой швырять миллионы рублей на то, что даст результаты лишь через десять, а скорее — пятнадцать-двадцать лет. Но письмо физика Флерова к Сталину, которое было передано Кафтанову, свидетельствовало, что Лейпунский и Покровский могли  ошибаться. Кафтанов и Балезин были уверены, что было бы правильнее, имея доказательства о существовании у немцев интереса к  атомной бомбе, начать работы над советским ядерным проектом. Это говорит о том, что и они не были ознакомлены с данными  разведки, ничего не знали об английском проекте.      Кафтанов вспоминает, что он консультировался с Иоффе, которого он знал с конца 20-х годов, и что Иоффе согласился с тем, что создание атомной бомбы в принципе возможно. Кафтанов и Балезин послали  короткое письмо в Государственный комитет обороны, рекомендуя образовать ядерный исследовательский центр.
       Балезин представляет несколько иную картину этих событий. Он вспоминает, что после того, как узнал мнение ученых о найденной немецкой записной книжке, он набросал письмо Сталину, в котором сообщал, что разведывательный материал  свидетельствует об интенсивных ядерных исследованиях, ведущихся в Германии, и рекомендовал безотлагательно начать подобную  работу в Советском Союзе. Кафтанов подписал письмо, и они договорились не упоминать о тех негативных оценках, которые были  получены ими от ученых. Двумя или тремя днями позже Кафтанова вызвали к Сталину. Высказанное им предложение встретило  некоторое сопротивление, но Кафтанов защищал его. Он признал, что существует риск неудачи, а проект может стоить 20 или даже 100 миллионов рублей, но в случае отказа от работ опасность будет большей. Сталин согласился с предложением. Точную дату этой  встречи назвать невозможно, но представляется, что она состоялась еще до того, как Флеров был переведен в Москву с  Юго-Западного фронта (в середине июля). К тому времени, писал Флеров, решение возобновить ядерные исследования уже было принято. Флеров и Балезин обсудили, что нужно сделать. Было очевидно, что ядерный проект преследовал одну из двух целей:  создание советской бомбы, что казалось нереальным, так как для этого нужны были время и огромные усилия; или определение  принципиальной возможности и степени опасности создания бомбы в Германии. Последнее можно было оценить сравнительно быстро  и не затрачивая больших средств. В августе 1942 г. Флеров выехал в Казань, чтобы продолжить свои исследования по размножению нейтронов."
       В зиму 1942-43 гг. на Кривую Косу прибыл калмыцкий карательный корпус генерала Долла. Калмыцкий кавалерийский корпус доктора Долла (Kalmuken Verband Dr. Doll) использовался для борьбы с партизанами и охраны важных военно-хозяйственных  объектов и коммуникаций германских войск. Калмыки вели себя очень жестоко по отношению к жителям поселка, избивали нагайками стариков и молодежь.
        Зимой они разобрали на топливо четыре больших старых дома, принадлежавших ранее Козлову, Жильцову, Склярову, церковную  сторожку и электростанцию. Были спилены все деревянные столбы электросвязи и освещения. Калмыки полностью разобрали на топливо прекрасные летние стойла для колхозных лошадей, пилили деревья в лесополосе вдоль колхозных огородов. Они постоянно  делали обыски в домах в поисках зерна, птицы, мяса.
        В конце февраля  1942 года кто-то из косянских рыбаков, старожилы даже называли его фамилию, но мы  опустим ее из-за отсутствия доказательств, пошел  в море, чтобы проверить стоявшие там сети для подледного лова. Примерно в двух километрах от берега за ледяными торосами он обнаружил группу спящих молодых парней и девушек. Он возвратился домой и сообщил об этом охранявшим  берег румынам. Эту спящую группу арестовали и заперли в амбаре у Ксении Пучковой, у которой, кстати, не раз прятались наши  разведчики-диверсанты. Как оказалось позже, это тоже была диверсионная группа из числа студентов ростовских вузов. Все были  очень молоды, плохо ориентировались в ледяном море, и поэтому за ночь не успели достичь конечного пункта своего пути. А  направлялись они в район сел Безыменное и Широкино для проведения диверсионной работы. По всей вероятности, они устали и  решили день провести в торосах, а в ночь продолжать свой путь.
       По команде начальника жандармерии Дущенко и согласованию с немцами этих молодых диверсантов перевели в сравнительно теплый кирпичный амбар Михаила Ивановича Балацкого. Рядом с Балацким, в доме, где проживали Лавриненковы, квартировали немецкие  офицеры. Потемкин договорился, чтобы на ночь охранять закрытых в амбаре диверсантов были поставлены словаки, более лояльные к  русским. Словаки сменили румын и ночью должны были не препятствовать побегу заключенных.
        Буквально за несколько минут до выхода молодых разведчиков из амбара Михаила Балацкого к нему во двор налетел ночной  патруль из калмыков. Они заметили, что замки в амбаре открыты, подняли шум, доложили своему начальнику, сменили словаков,  сообщили Шмидту в Буденновку. Утром молодежь разули и босиком в тридцатиградусный мороз повели по улицам поселка в Буденновку. Жители пытались давать им еду, теплую одежду, но калмыки отгоняли людей прикладами и выстрелами в воздух.
        В Буденновке разведчиков допрашивал садист Шмидт, ребят пытали, но они не выдали, с какой целью прибыли на занятую немцами  территорию. Не добившись от молодежи ничего, Шмидт направил их с конвоем в село  Голодуны за 7 км от Буденновки и там они все были   расстреляны на глазах у жителей 9 марта 1942 г.    В честь погибших молодых патриотов село было позже переименовано в Патриотическое, а фамилии разведчиков золотыми буквами вписаны в историю героизма советской молодежи в годы Великой Отечественной войны. В селе, где расстреляли героев, был  установлен обелиск с их именами.
       Прошедший через пос. Седова, Буденновку и другие села района калмыцкий карательный корпус принес много горя, было пролито немало крови советских патриотов. Но главарей этой банды все-таки настигло возмездие. Многие из них были арестованы в разных  уголках СССР. Суд над ними состоялся в Элисте — столице Калмыцкой АССР.

         Сейчас находятся историки, делающие попытки обелить злодеяния калмыцкого корпуса, представить в ложном свете судебные процессы над предателями и преступниками из числа участников этого позорного корпуса. Вот выдержка из воспоминаний бывшего начальника штаба этого "корпуса" Д. Арбакова, проведшего остаток жизни в США: "Наконец в феврале 1943 г. мы собрались в станице Буденовка Таганрогского округа, на берегу Азовского моря, и там происходило так называемое формирование калмыцкой воинской  части. Верховых кавалеристов было приблизительно 2 тыс., остальные – приблизительно 3 тыс. – беженцы. Сперва это соединение  называлось Калмыцкое соединение, которым руководил доктор Долл, он же Рудольф Верба, судетский немец. Он отлично владел  русским языком, был хорошо знаком с традициями калмыцкого народа, в том числе с буддизмом. Позже это соединение было  переименовано в Калмыцкий кавалерийский корпус (ККК) доктора Долла. Этот так называемый Корпус никакой военной силы не имел.  Он состоял примерно из двух тысяч  солдат в возрасте от 18 до 60 лет, остальные – женщины и дети. Наша служба заключалась в охране тыловых объектов: железнодорожных линий, мостов и военных складов. В течение трех лет мы только три раза участвовали в так называемых боях. Первый раз – в Запорожской области против советских партизан, где участвовало около 300 наших солдат. Второй раз – летом 1944 г. в районе Люблина, где участвовало около 300 солдат против Советской армии, там доктор Долл пропал без вести. Третий раз – в бою за железнодорожный мост в районе Спаржиско Каменна, где мы потеряли 19 человек. Таким образом,  так называемый калмыцкий корпус – это раздутый советской разведкой миф. Мы ни в каких боях не участвовали."
      "Так называемый корпус",  "так называемые бои", - просто лепет нашкодившего кота. Никто не утверждает, что эти "кавалеристы" воевали мужественно и геройски.  Не зря офицерами у них были немцы, очевидно, не доверяли своим холуям. Это были предатели, каратели, головорезы, пытающиеся найти какие-то идейные оправдания своих действий вроде вынужденного противодействия советскому режиму.
       Если мир осудил гитлеровских преступников, то это однозначно квалифицирует и действия их кровавых прихвостней, где бы они ни обретались, какой демагогией бы ни прикрывались.  Предатели и садисты должны отвечать за свои злодеяния независимо от срока давности.
       В селе Патриотическом стоит памятник юным патриотам, отдавшим жизнь за Родину. А где-то ставят позорные памятники предателям и садистам типа Мазепы и Бандеры.  А это значит, что светлая память миллионов солдат, партизан, мирного населения, павших в Великой Отечественной войне, требует  изучения, внимания  и защиты  ныне живущего поколения. Поэтому больно бывает видеть иногда  неухоженные памятники павшим в войне. Народ, не знающий, не уважающий  своего прошлого, - лишен будущего. Не будем забывать эти слова.
        В качестве свидетелей злодеяний калмыцких "кавалеристов"на одном из судебных заседаний  в Элисте присутствовали Михаил Иванович Балацкий из пос. Седова,  Александр Андреевич Топко из Буденновки и другие. Немецкие прихвостни - бандиты по приговору суда были расстреляны.
        К лету калмыки ушли дальше на Запад. Ушли из поселка румыны и мадьяры, чехи и словаки, среди которых было немало таких,  которые много делали, чтобы облегчить страдания наших.  Вообще, румыны, которых было большинство, производили впечатление людей бедных, малообразованных, которых оторвали от земли, от привычных занятий. Были они чем-то похожи на цыган: попрошайничали (немцы продуктами их не баловали), не упускали случая что-то стащить. Однажды местный житель Петр Павлович  Хандюков, отчаявшись убедить квартировавших у него румын не пакостить, обратился с просьбой к немцу - офицеру их урезонить. Последней каплей стало нарушение элементарной опрятности: румыны стали справлять нужду прямо во дворе, не утруждаясь посещением уборной. Немец построил румын во дворе и отходил плеткой. С тех пор румыны хозяина зауважали и стали намного культурнее, хотя подворовывать не перестали. Часто рассказывали с тоской о доме, постепенно освоив азы русского языка.
      Кстати, один из словаков влюбился в нашу девушку, дочь учителя Бойко Г.Л., женился на ней и увез к себе на родину.  После войны вместе с женой и детьми он  часто приезжал в поселок к ее родителям.
      Кривая Коса (пос. Седова) немцами использовался как база отдыха и пункт формирования воинских подразделений  в основном из стран-союзников. Но  наша авиация не давала им спокойно отдыхать. Как правило, рано утром и под вечер советская авиация  бомбила и расстреливала из пулеметов спрятанные  под стенами домов автомашины и сторожевые посты. После каждого такого налета немцы обязательно кого-то из местных жителей допрашивали, считая, что кто-то указывает нашей авиации точки, которые надо  бомбить. Но, как правило, все оканчивалось без жертв, потому что вмешивались Потемкин и Дущенко. Немалую роль в этом сыграло и то, что переводчиками при допросах были бывший директор школы грек Владимир Ерастович Ставраки и его жена, отлично знавшие немецкий язык. Они часто предупреждали, кого планировалось забрать в Германию, и молодые хлопцы и девчата успевали скрыться.
       Староста Потемкин и начальник жандармерии Дущенко умудрялись обводить вокруг пальца садиста Шмидта. Была даже фотография, когда захмелевший Шмидт катает на своей спине Дущенко. Все знал, везде успевал и по мере своих сил помогал патриотам этот  необычный человек.

ИЗ ДНЕВНИКА ШМИДТА     23.03.42 г.

       «... Потом я гулял по поселку. Встретил старосту с. Обрыв. Чудный человек, предан, как собака. Но хитер. Защищает своих  сельчан. Когда кто-то бросил бомбу в береговую батарею, и я приказал расстрелять всех до одного жителей п. Обрыв. Староста распластался передо мною, попросил его одного расстрелять, а людей пощадить. Мне было жалко это сделать. Я приказал его  хорошенько высечь. После этого он стал еще мягче со мною. Попросил сфотографироваться с ним на память. Я удовлетворил его  желание».
       У Николая Никоновича Дущенко был снимок, на котором запечатлен момент попойки Шмидта со своими подручными. Пьяный Дущенко сидит верхом на  Шмидте, который стоит на четвереньках, и размахивает обнаженной саблей.
       Когда Дущенко разыскали, скрывавшегося под чужой фамилией в Очакове, его спросили: «Чего удрал из Буденновки?» — Да, откровенно говоря, — ответил он, — я струсил. Кто докажет, что я сделал не только плохое, но и хорошее для людей. А  хорошего я сделал много. Плохого было с горошину. Но оно людям,  думал я, может казаться горой. Ходил с саблей на боку,  пьянствовал с гестаповцами. Ездил со Шмидтом по району. Даже фотографировался. Верите ли, допились до чертиков. Я надел на  него узду, сел верхом и обнажил клинок. Шутка, конечно, была, но фотограф метко схватил. И этот снимок потом я видел у людей. Люди говорили: «Вон как Миколка оседлал палача». А если в переносном смысле, так я таки действительно имел влияние на него и многих людей спас от смерти.
      Не случайно после освобождения Обрыва, Кривой Косы и Стрелки многие жители  просили местные органы, и прибывшие с войсками отделы СМЕРШа   не привлекать к ответственности за службу у немцев Дущенко, Семерняка и Ермолаева. Они не были  репрессированы. Не был привлечен к ответственности и староста Потемкин, а остальные: Павлов, Попов, Дементеев ушли вместе с  немцами и дальнейшая судьба их неизвестна.

Страница   1,  2,  3, 4, 5, 6, 7                                           История поселка Седово