В. Лях   «Бронзовые камни» Эдуарда Хандюкова
Книга с автографом

     На обложке книги,  с благородным бронзовым отливом, обозначены два автора, вернее – два соавтора: поэт Эдуард Хандюков и Елена Белова –  переводчик на немецкий язык его Рубаи. Обычно имя переводчика набирается мелким петитом на авантитуле, но автор книги не мог пойти на умаление усилий и самобытного таланта переводчика. Стоит заметить, что ранее стихи Эдуарда Хандюкова были переведены на другие языки и неоднократно публиковались за рубежом, да и Елена Белова переводит стихи этого автора не впервые.
    Короткий анонс к книге, литературным редактором которой выступил известный русский поэт Лев Котюков, сообщает, что «в книгу избранных Рубаи и их переводов самобытного поэта Эдуарда Хандюкова вошли поэтические работы последнего времени. Данное издание состоялось благодаря горячему участию замечательного переводчика Елены Беловой. Для многих книга «Бронзовые камни» станет добрым спутником и мудрым собеседником в нашей непростой, но интересной жизни». Примерно об этом же пишет в своём эссе, помещённом в книге, известный поэт, автор текстов многих популярнейших шлягеров Виктор Пеленягрэ. С этим невозможно не согласиться. Даже и само название книги «Бронзовые камни» настраивает читателя, взявшего в руки этот небольшой томик, на восточную образность и обобщённость мысли, причём без малейшего намёка на подражательность и вторичность.
     Характерная для Востока, так называемая «суфийская» поэзия, лежащая в основе многих других поэтических направлений, представляет собой не просто вдохновенное личное творчество, но и вполне определённый жанр. Ему присущи не только своеобразные традиции рифмы и размера, но и довольно сложные шифры к символическому толкованию, предполагающему близкое знание предмета и его своеобразной системы обобщений.
     Поэтические образы арабской, персидской и тюркской поэзии содержат суфийские представления, которые, впрочем, не всегда заметны взгляду обычного читателя. Основа этого поэтического направления – суфизм, представляет собой течение в исламе, проповедующее аскетизм и высокую духовность. Так же называется и одно из основных направлений классической мусульманской философии. Однако, когда европейские востоковеды в конце XVII века «открыли» для себя суфизм, именно поэзия убедила их в том, что в культуре Востока есть нечто удивительное. С тех пор к такому выводу приходят всё новые поколения европейцев.
    На протяжении всего XIX века не стихали споры относительно толкования Хафиза, Руми и других великих поэтов-суфиев. Как следует воспринимать их ссылки на вино, любовь и другие понятия – в буквальном или в переносном смысле? На время этих споров приходится успех, выпавший на долю перевода Эдвардом Фицджеральдом (1809-1883) четверостиший, приписываемых малоизвестному в то время персидскому поэту, но признанному учёному Омару Хайяму. В строгом смысле, он не был суфием, хотя его четверостишия содержат образы, присущие суфийской поэзии. А сам Фицджеральд, наоборот, был скорее поэтом, чем учёным. Именно он, переведя «Рубаи», сделал имя Хайяма культовым в литературных кругах Европы, а потом и не только Европы. Это пример того, как иноязычная интерпретация предопределяет судьбу исходного текста совершенно непредсказуемым образом.
    В свете сказанного выше, нельзя не отметить, что Эдуард Хандюков издал несколько книг, где представлены переведённые им на русский язык произведения афганских поэтов, а также переводы его стихов на афганские наречия. Книги были не только тепло встречены афганской диаспорой России, ценителями поэзии в Исламской Республике Афганистан, но и получили официальное признание посла этого государства в нашей стране. А теперь читающая публика встречается с весьма необычным явлением: «восточные» рубаи русского поэта Эдуарда Хандюкова переведены на немецкий язык. Несколько слов об ассоциациях, вызванных названием книги.
    В мировой литературе есть объединяющие образы, которые присущи произведениям различных авторов и эпох. Встречаясь с ними, читатель неизбежно ощущает связь времён, пространств и культур. Безусловно, у разных авторов один и тот же образ может иметь нюансы в его понимании, что отображает различные грани, смыслы и оттенки, присущие нашему многозначному миру. Одним из самых распространённых в фольклоре, литературе, живописи, и вообще в искусстве, является образ камня. Вспомним хотя бы японские «сады камней». Конструкция подобных сооружений, подчеркивает тягу японцев к любованию природой, размышлению, уединению. Здесь в явном виде выступают такие принципы, как умение видеть прелесть обыденного и изящество простоты. И «Бронзовые камни» тоже ставят вдумчивого читателя перед этой задачей.
     Небольшие бронзовые камни, вбитые прямо в асфальт, встречаются в любом немецком городе. Их назначение – память. Окончательно умирает тот, чьё имя забыто. Но и в русской культурной традиции, как и вообще в славянской культуре, образ камня занимает заметное место. Священные камни издревле составляли единый обрядовый комплекс со своим природным окружением. Люди приходили к ним со всей округи, молились, купались в местном водоёме, вешали ленточки, полотенца или предметы одежды на деревья, пили воду из углублений в камнях и обливались ею для исцеления от болезней. Древнейшие каменные памятники – дольмены – встречаются в Англии, Турции, Италии, северной Африке, Индии и, конечно же, в России.
     У русских переселенцев в Малороссии было отмечено почитание «каменных баб» – статуй, оставленных древним населением Причерноморья. В середине XIX века в Екатеринославской губернии во время засухи или эпидемии шли к каменной бабе, клали ей ломоть хлеба на плечо, рассыпали у изваяния зерно и кланялись в ноги.
     Можно вспомнить выражение «камень преткновения», встречающееся ещё в Ветхом Завете, где Бог говорит о себе: «будет Он освящением и камнем преткновения, и скалою соблазна для обоих домов Израиля». Культ камней является одной из самых древних религий человечества.
     Современные выражения, использующие образ камня тоже весьма многочисленны: бросить камень в чей-нибудь огород, камень на сердце, философский камень, камня на камне не оставить, камень за пазухой, краеугольный камень, нашла коса на камень. Выдающегося человека называют глыбой, Гром-камень стал основой пьедестала Медного всадника, бронзовый камень – просторечное название бронзита – минерала с бронзовым отливом. Ну, и, наконец, ещё одно обстоятельство. Первая книга трилогии Василия Дюбина «Анка» называется «Бронзовая коса», и повествует она о рыбаках азовской Кривой Косы, откуда родом дед и отец  поэта Эдуарда Хандюкова.
    Можно привести массу стихотворений, где присутствует образ камня, например, у Ф.И. Тютчева, у О.Э. Мандельштама, камень занимает важное место в картине В.М. Васнецова «Витязь на распутье»... В определённом смысле на подобном «распутье», несомненно, окажутся многие читатели книги «Бронзовые камни», ищущие ответы на животрепещущие вопросы нашей многотрудной жизни. И поэтические строчки русского поэта Эдуарда Хандюкова, выраженные с восточной образностью, афористичной краткостью и мудростью знающего жизнь человека, помогут им в выборе пути.

От автора    Как я пишу Рубаи? А вы видели, как хозяйка на лугу забивает колышек и привязывает к нему козу? Вот так и я: нахожу под настроение слово-колышек, забиваю его на нетоптаной лужайке, привязываю козу воображенья на поводок длиной в свой  интеллект, и она, лупоглазая, жуёт, жуёт, жуёт... пока не насытится. Вот и весь секрет.    А почему Рубаи? - спросит любопытствующий читатель. Никакой погони за экзотикой и оригинальностью. Эта поэтическая форма была хорошо знакома и современникам Насреддина в Бухаре, и скоморохам средневековой Руси, и в наше время она органична и естественна.      Большинство художников предваряют работу над картиной этюдами. В вербальном и письменном творчестве поэту такими этюдами могли бы послужить дву-, трёх- и четверостишия, в разряд которых попадают персидские Рубаи и наши частушки. И, как ни странно, эта архаическая форма весьма современна своей краткостью изложения и высокой концентрацией мыслеобразов, что отвечает ускоренным ритмам нашей жизни. Этакое быстрое интеллектуальное питание в литературном Макдональдсе  или Бистро.  Задолго до величия Багдада и Мараканды (ныне Самарканда) дехкане и ремесленники в своих кишлаках распевали немудрёные куплеты на радость и злобу дня. Сия традиция, пережив славу таких мастеров Рубаи, как Омар Хайям, Низами, Рудаки, дошла и до наших дней. Но замечательно то, что проявление подобного творчества сохранилось в современной русской деревне. Вот пример сибирской частушки:   У моей тальяночки – Золотые планочки! Я милую провожал До дому с гуляночки.       Чем не Рубаи?! Только размер чуть короче и редифы не кудрявятся. Уповаю, что мои поэтические опыты не разочаруют читателя. СЛОВО ПЕРЕВОДЧИКА      Моя любовь к стихам началась давно – ещё с дошкольного возраста, а в 4-м классе я даже написала свои первые стихотворения. Но спецшкола с преподаванием ряда предметов на немецком языке дала мне и другой путь любви к стихам – и не только на русском языке. Я познакомилась с творчеством Гёте, Гейне, Шиллера, многое выучила наизусть и с наслаждением декламировала стихи и баллады на олимпиадах и конкурсах. Это очень пригодилось позже, после окончания МГПИИЯ им. Мориса Тореза и работы учителем в средней школе, когда по конкурсу меня  приняли диктором в немецкую редакцию иновещания международной радиовещательной компании «Голос России».     Рамки диктора мне оказались малы, я стала писать литературные передачи для немецкоговорящей аудитории с использованием русской классики. Тогда же научилась переводить стихотворения русских классиков на немецкий язык для использования в своих передачах. В 2009 году попробовала свои силы в переводе на немецкий язык стихотворений наших российских поэтов. Тогда же впервые столкнулась с Рубаи Эдуарда Хандюкова. Казалось бы, Запад и Восток, почему мне захотелось переводить Рубаи?      История развития персидско-таджикской поэзии прошла долгий путь и постепенно стала основой происхождения литературного Рубаи, становление которого происходило в четверостишиях Рудаки и его современников. По происхождению Рубаи являются устно-поэтической, народной формой, как самостоятельный жанр он сформировался в фольклоре задолго до становления письменной литературы при Рудаки (858-941). По легенде, Рудаки бродил по узким улочкам Самарканда и услышал необычную песенку, которую напевал мальчик, играющий с товарищами в орехи: «Катясь, катясь, докатится до лунки он...» Восхищённый детским поэтическим творчеством, юный Рудаки не заметил, как сам стал произносить мелодичные Рубаи о прелести родного Самарканда, о красоте родного дома в горах Зарафшана...      Оказывается, в Германии тоже очень любят Рубаи, ведь недаром видные основоположники философии родились именно там. А Рубаи Эдуарда Хандюкова притягивают читателя своим философским настроем, хлёсткой и ненавязчивой правдой, мудрой иронией и главное – понятностью для современников. Нынешняя интернетская молодёжь не привыкла утруждать себя длинными стихотворениями, а воспитывать её исподволь такими Рубаи – самое милое дело! Самое интересное, что они соглашаются с тем, что написано в этих Рубаи. «Я когда-то уже это испытывала», – сказала мне восемнадцатилетняя дочь моей подруги. А значит, идёт самовоспитание, не всё так безнадёжно. Немецкая молодёжь мало чем отличается от российской, тенденции те же. Именно поэтому мне захотелось переводить Рубаи Эдуарда Хандюкова дальше, и я благодарю Судьбу за встречу с ним!   Кувшин души - Божественный сосуд С опаскою несу на Страшный суд: Ужель, кого обнёс иль опоил я, – В свидетели всех скопом призовут?!

Виктор Пеленягрэ  БЕССМЕРСНЫЕ ИССИНЫ

    Рубаи в книге «Бронзовые камни» напоминают мне «вертикальный монтаж» Сергея Эйзенштейна. Всемирно известный режиссёр практически всю свою творческую жизнь находился под восточным влиянием. (Знавший около трёхсот иероглифов, Эйзенштейн без конца обращался к ним не только в теоретических работах). Эдуард Хандюков преподносит этот метод как «сверхпозиционный»: точное, мгновенно схватывающее и раскрывающее ситуацию описание плюс автономный, внешне независимый образ, соединённый с темой стихотворения непрямой, ассоциативной связью:
 

Вожак сказал: «Ну что ж, начнём с нуля!» – И в порт бежали крысы с корабля... Но где найдут спасенье эти твари, Когда начнёт тонуть сама Земля?

    Так в этом небольшом четверостишии последовательно исчезают – растворяются в природе – привычные нам категории пространства, времени, идентичности. Присутствие поэта не связано с местом, оно условно: жизнь есть всюду – мы не видим ничего специально указывающего нам на это место: море, крысы, корабль. Место становится отправной, а не конечной точкой и пути, и стихотворения. Время становится бессмысленным, да так ли уж важно это время, «когда начнёт тонуть сама Земля». Хронология отсутствует в вечности постоянно умирающего и рождающегося мира, как её нет для распускающихся и отцветающих цветов. Размывается и самоидентичность поэта.
    Хандюков открывает нам то, что нельзя не открыть, – вечность. Стихи, как волны, настигают нас между искусственным и естественным; стихи как часть пейзажа – между долгим и кратким... Что живёт дольше – человек или корабль, море или крысы, стихи или волны? На Западе всё опирается на платоновские идеи. Поскольку эти идеальные образы мира располагались в недоступном искусству метафизическом пространстве, художники Ренессанса вынуждены были без конца исправлять Платона. Оправдывая своё искусство, они утверждали, что красота позволяет человеку проникнуть в царство идей. Красота как солнечный луч: луч – не Солнце, но он передаёт нам представление о совершенстве солнечного света. Так и искусство изображает видимый мир лишь для того, чтобы привести нас к невидимому.
    Философия Просвещения вновь выводит зону идей за границу познания. Дорогу к «вещам в себе» преграждали кантианские категории, делающие невозможным увидеть мир таким, каков он на самом деле. Зато у Шопенгауэра, заложившего фундамент модернистской эстетики, искусство вновь проникает к идеям. Художник, и только художник, способен отмежеваться от своей субъективности, чтобы смотреть на мир прямо – так, как будто его, художника, не было вовсе.
     На Востоке не было Платона и Аристотеля. Видимое и невидимое на Востоке было двумя сторонами страницы, свёрнутой в ленту Мёбиуса. Не знающему западной пропасти между Богом и человеком, не верующему в сотворение мира из ничего, здесь открывается поэту иная, чем на Западе, роль.
     Платон называл творчеством всё, что вызывает переход из небытия в бытие. Отсюда следует, что художник своим произведением создаёт как бы вторую природу по образу и подобию Того, Кто создал первую. На Востоке художник участвует в природе, выявляя разлитую в ней гармонию, непременной частью которой он является. Хрестоматийный пример этой восточно-западной техники – Рубаи о паркете.  Похоже, над этим четверостишием поэт немало потрудился, последовательно добиваясь поставленной цели: «Дворцовой люстры отражая свет, / Сиял дубовый наборной паркет, / Искусно спрятав под мастичным лоском / Царапины от царственных штиблет»
    В сущности, этот катрен имитирует строку китайского классического стиха ши. Первая фраза описывает место – то, что бросается в глаза, переходя из невидимого (исторической бездны) в видимое (вполне осязаемый дубовый наборный паркет). Затем мы видим то, что силой своего воображения извлекает из небытия автор, то, что не в силах отразить, оказывается, даже солнечный свет. Как и в китайском ши, третий элемент – «царапины» – служит цезурой, отделяющей и соединяющей две симметрические части стихотворения: «явление царственного лица» противостоит безликой массе, не оставившей о себе никакого следа. Так на наших глазах эти «царапины» расцветают нежными лепестками поэтической фантазии. Так Эдуард Хандюков с великосветской небрежностью возрождает восточную поэзию новейшего времени.
      Поэт без особого труда преодолевает реализм, в котором ему не хватает энергии движения. На смену приходит то, что в прошлом веке определяли как вортизм. Vortex, метафору, давшую название этому направлению, следует переводить и как водоворот, и как вихрь. Vortex – образ, насыщенный динамикой. Не обычная картинка, а сила, втягивающая чувства и мысли в психологическую воронку. Образующееся при этом вихревое движение перемещает образы стихотворения не только поступательно – вдоль сюжета, но и вращает их вокруг собственной оси.

Где мощь реки? Её сковали льды. Под снегом спят озёра и пруды... Лишь родники нешумно, беззаветно Поют весну струёй живой воды.

    Слова становятся светящимися деталями, излучающими семантическую энергию во все стороны. Из них создаётся та новая поэзия, что опирается и на практику восточного стихосложения, и на его эстетику. Не случайно Рубаи Эдуарда Хандюкова находят своих поклонников в самых разных сферах человеческой жизнедеятельности – от президента Афганистана до литературного обозревателя «Фигаро».
     В восточной поэзии одни вещи не сравниваются с другими, а стоят рядом - как в натюрморте. Их объединяет не причинно-следственная, а ассоциативная связь, позволяющая стихотворению «раскрыться веером» (Мандельштам). Слова вновь становятся вещами, из которых стихотворение создаётся как декорация. Тут нет аллегорических предметов, указывающих на иную реальность. Материальность естественной, взятой из окружающего вещи не растворяется в иносказании. Отбирая
нужные стиху предметы, поэт использует повседневный свой опыт, в котором создаётся целостный образ прожитого дня из сознательно и бессознательно выбранных впечатлений. В этом смысле восточная поэзия подражает восприятию как таковому. При этом она останавливается как раз перед тем, ради чего, казалось бы, существует, – перед процессом анализа, классификации и организации материала в завершённую картину мира.
     На Западе художник придаёт миру смысл и дарит хаосу форму. Его главное орудие – метафора, переводящая вещь в слово, а слово – в символ: одно значит другое. В восточной же поэзии вещь остаётся в известном смысле «непереведённой». Она служит и идеей, и метафорой, и символом, не переставая быть собой. Такие стихи меняют отношения читателя с автором.
Поэзия метафор связывает мир воедино в воображении поэта. Поэзия вещей предлагает читателю набор предметов, из которых он сам должен составить целое. Только читатель может установить эту не выразимую словами связь, связь между
вещами и чувствами, которые они вызывают.  Наверное, поэтому на Востоке поэт не говорит о несказанном, а указывает на него, оставляя несказанным то, что вообще не поддаётся речи. Такая поэзия позволяет нам услышать непроизносимое. Она стремится не обогатить сознание  читателя, а изменить его. Вот и наш поэт строит мизансцену просветления, оставляя вакантным место главного героя. Эта роль отдана читателю. В силу этих особенностей стихи Эдуарда Хандюкова кажутся безличными:

В политике все средства хороши: Кому-то шиш, кому-то барыши... Покуда квакают лягушки на болоте, Живут вольготно змеи и ужи.

     Тут надо говорить не о «смерти автора», а о растворении поэта в им же созданном, точнее всё-таки - составленном образе мира. Стихи создают условия для прыжка вглубь – и замолкают, подводя читателя туда, куда можно проникнуть лишь в одиночку. На свой страх и риск.  Каждая вещь стихотворения подталкивает нас в нужном направлении, но она лишена одномерности дорожного знака. Указывая путь, вещь не перестаёт существовать во всей полноте своего неисчерпаемого и непереводимого бытия. Именно этот метафизический остаток позволяет поэту высказать мудрость мира не на своём, а на его, понятном лишь поэту, языке. Эдуард Хандюков создаёт в читательском воображении мизансцену, обставляет её декорациями, задаёт ситуацию и отходит в сторону. Представленные Рубаи – как детектив: читателю предлагают улики, из которых тот вправе выстраивать свою версию. (Правда, верного ответа тут быть не может, ибо одно прочтение не отменяет других). Распутывать этот ребус-коан можно с любого места:
 

Салфеток белоснежных строгий ряд, Бокалы звонкие наполненно горят... Окончен пир. Померк хрусталь бокалов... Губами чьими край салфетки смят?

    О, роза – обуза восточных поэтов! Суть цветка, его эссенция – в цвете. В поисках женского образа, «губами чьими край салфетки смят», мы находим автора в превосходном расположении духа. Пьянство и трезвость – две эссенции человеческого духа, как «красное» и «белое» – две «души» одного цветка. Дополняя друг друга, эти пары полностью описывают пейзаж и души, и ландшафта. Он состоит из цветов и людей в противоположных, но равно необходимых состояниях. Так обиняком Эдуард Хандюков даёт своё определение поэта: тот, кто исчерпал свою душу до дна.

Умей уйти и тихо дверь закрыть, Когда, как говорится, – нечем крыть. Нам, молодым, твои известны сказки, Но всяк свою желает сочинить.

     Это поразительное признание вынуждает задуматься. Ведь творчество вечно пьяного в дым (как может показаться) Омара Хайама, самого убедительного создателя Рубаи, держит человечество по сю пору в напряжении, и поэт знает об этом. Однако
богатейшее наследие этого поэтического титана не мешает Эдуарду Хандюкову увидеть и убедиться в том, что не нуждается в проверке. Наш современник видит то, что всегда было – до нас, и после нас, и вместо нас.
     Книги стоят на своих полках, мы – нет. Мы можем писать или нет, но, хочется думать, что книги от этого не меняются – меняемся мы, единственная переменная величина в литературном пейзаже. Именно этим и воспользовался Эдуард Хандюков. Он изменяет время, вписав свои стихи о нём в этот самый пейзаж. Цепь ассоциаций удлиняется и обогащается.
     Сперва, как известно, возник мир, который так органично вписался в нашу жизнь, что ветер принял его за своего. Потом пришёл описавший этот мир Омар Хайам. За ним явился Эдуард Хандюков, не только вспоминающий стихи своего предшественника на том самом месте, где он остановился, но и продолжающий этот путь. Так пространство, насыщенное временем, превращает природу в культуру, делая стихи вещью и природы, и культуры. Не об этом ли парадоксе размышляет поэт:

Ты видишь свои чёткие следы На зыбкой кромке суши и воды. Здесь до тебя людей прошло немало, Тебе же кажется – один лишь ты.

   Казалось бы, поэта отделяет от Омара Хайяма целая вечность, но эти годы сжимаются до неузнаваемости. Для цветов и ветра нет времени. Отсюда вопросы: сколько нужно цветку, чтобы распуститься? Сколько нужно поэту, чтобы прийти к просветлению? Как сопоставить века с быстротекущей жизнью поэта, чтобы понять то, о чём он рассказал?  Да и вечность, если разобраться, – срок этот весьма условный, как и всё на белом свете. Будут другие цветы, и другие поэты, и даже другой Эдуард Хандюков, потому что истины не меняются от того, кто на них смотрит.      


Справка. Виктор Пеленягрэ, по мнению некоторых литературных критиков, – культовая фигура русского поэтического арьергарда. Он – основоположник и лидер литературного направления, получившего название куртуазный маньеризм. Автор более 20 книг стихов, наиболее известные из них – «Стихотворения», «Нескромные поцелуи», «Как упоительны в России вечера», «Песенки», «Эротикон». Перу Виктора Пеленягрэ принадлежат культурологические статьи, остроумные максимы, блистательные эссе.
      Первые стихи были напечатаны в «Литературной газете», затем последовали другие публикации: «Знамя», «Литературная учеба», «Плейбой», «Москвариум», «Октябрь», «Наш современник», «Строфы века. Антология русской поэзии», «Антология. Русская  поэзия ХХ века», «Езда в остров любви. Русская эротическая лирика» и так далее. Много шуму наделали его скандальные поэтические мистификации – от древнеримского Марка Саллюстия Лукана до непристойного Ивана Баркова. Наиболее знаменитая из них – «Эротические танки» (1991) якобы средневекового японца Рубоко. Эта книга разошлась баснословным для современной поэзии тиражом в 300 000 экземпляров, затем неоднократно переиздавалась в самых разных концах света.
    Произведения Виктора Пеленягрэ исполняют практически все звёзды российской эстрады, они стали музыкальной основой многочисленных театральных представлений и кинофильмов. На его счету – если взять в в алфавитном порядке – целый ряд всенародных шлягеров от «Акапулько», «Как упоительны в России вечера», «Шарманка» до «Я вышла на Пикадилли». Поэт известен также, как исполнитель песен собственного сочинения. Пеленягрэ – лауреат знаковых музыкальных и литературных премий. Его произведения переведены на многие языки мира.

В. Лях Второе издание книги «Друзья, прекрасен наш союз».
Книга с автографом

    В подмосковном издательстве «Серебро Слов» весной 2017 года вышла книга российского поэта Эдуарда Хандюкова и афганских авторов Латифа Наземи и Рахматуллы  Раванда «Друзья, прекрасен наш союз». Это уже второе, исправленное и дополненное издание. В эту приятно оформленную книгу избранных стихотворений и переводов известных поэтов Латифа Наземи и Эдуарда Хандюкова вошли их лучшие поэтические работы последнего времени. Данное издание, уникальное по форме и по содержанию, состоялось благодаря горячему участию замечательного афганского переводчика Рахматуллы Раванда. «Для многих книга «Друзья, прекрасен наш союз» станет добрым спутником и мудрым собеседником в нашей многотрудной, но интересной жизни»,– гласит анонс к изданию. От себя замечу, что эта зелёная с золотым тиснение книга с автографом автора заняла почётное место в моей библиотеке. Книга содержит также вступительные статьи, которые приводятся ниже.

МОСТЫ ДРУЖБЫ И СОТРУДНИЧЕСТВА

    Литературное произведение, подобное книге «Друзья, прекрасен наш союз», это очередной, надёжный и долговременный духовный мост через пропасть человеческой разобщённости и недоверия.
     Выражаю искреннюю признательность творческому коллективу в лице мастера российской словесности писателя и поэта Льва Котюкова, поэта Эдуарда Хандюкова, художника Владимира Золотова, афганского поэта и публициста Латифа Наземи, поэта и переводчика Рахматуллы Раванда, писателя и журналиста Омара Нангияра за возможность, прокомментировать и представить второе дополненное издание поэтического сборника «Друзья, прекрасен наш союз» профессионалам-литераторам и любителям восточной Поэзии, имеющей свою легендарную историю, своих гениальных авторов и, как мы видим, достойных продолжателей великих поэтических традиций.
     К слову, Эдуард Хандюков и Рахматулла Раванд являются давними друзьями Центра афганской диаспоры и нашими постоянными и почётными гостями на всех творческих вечерах, посвященных русской и афганской Поэзии.
    Результат их творческих усилий вырос до масштабов общечеловеческого, общекультурного значения, так как представляет собой уникальный пример сразу двух переводов – с русского языка на фарси и с фарси на русский. Авторы распахнули двери в мир афганской и российской Поэзии, и таким образом, дали возможность благодарным читателям одновременно наслаждаться и сравнивать, критиковать и обдумывать предложенный, тщательно подобранный творческий материал.  От всей души желаю авторам книги дальнейших творческих успехов. Надеюсь, что эта книга найдёт отклик в сердцах любителей Поэзии. Гулам Мохаммад Джалал,
президент Центра афганской диаспоры

ЛЮБОВЬ - ИСТОЧНИК ВДОХНОВЕНИЯ

    В бесконечном потоке мыслеформ, отображаемых богатством слов, поэт обновляет мир созвучиями и рифмами, и этот процесс отпечатывается в вечности. В любви создаётся поэтический мир полный многоцветной красоты и гармонии, воспринимающий как чёрные, так и белые оттенки мироздания.
    В нашей многострадальной стране события, длящиеся вот уже на протяжении четырех десятков лет, привели к разобщённости, междоусобицам, ненависти, к усталости душ, их закрытости и неверию в будущее. Но даже среди тёмной и беспросветной депрессии в стране и, как следствие – в поэзии, есть поэты, которые, словно солнечными лучами, способны своими творениями просветлять общественный дух и заряжать оптимизмом.
    Один из них известный поэт и литератор доктор Латиф Наземи. Воспринимая всем сердцем и душой тяготы страны, судьбы и страдания людей, поэт отображает их в своих стихотворениях и рубаи, наполненных гуманизмом и любовью, превращая их в символы вечности.
   На одном из вечеров, проводимых культурным Центром афганской диаспоры, в беседе известного поэта Эдуарда Хандюкова и переводчика Рахматуллы Раванда о поэзии Востока и, в частности о рубаи, родилась идея создать цикл книг «Переводы современных поэтов Афганистана и России».
    Многоуважаемый поэт Э. Хандюков и мой друг Рахматулла Раванд помогли осуществить мою давнюю мечту выпустить книгу, выполнив перевод избранных стихотворений и рубаи доктора Латифа Наземи, и в которой зеркально отображены произведения Эдуарда Хандюкова на русском языке и их переводы на фарси, выполненные Рахматуллой Равандом.
   Наш триумвират дал рождение уже второму дополненному изданию книги «Друзья, прекрасен наш союз», куда органично вошли замечательные графические работы художника Владимира Золотова. Выражаю искреннюю благодарность моим друзьям за их бескорыстный труд, желаю им успехов в реализации творческих поисков. Омар Нангияр, писатель, журналист.

«Слово сердца» на двух языках

    В издательстве «У Никитских ворот» летом 2016 года вышла новая книга Эдуарда Хандюкова, названная по-восточному образно «Слово сердца». Формат издания уже можно назвать фирменным, и он, надо сказать,  прекрасно подходит для сборника стихов. Оформлена книга так же, как и изданный  в конце 2014 года сборник  «Друзья, прекрасен наш союз», отличаясь только цветом обложки. Содержанием этих книг тоже похожи, поскольку та и другая представляют собой сборники русской и афганской поэзии. На каждом развороте новой книги читателя ждут стихотворения на русском языке и  на языке пушту, а в предыдущем сборнике была представлена поэзия на языке дари. Сборник «Слово сердца» включает в себя стихотворения Эдуарда Хандюкова в оригинале и в переводе на пушту, а также поэзию Гуль Пача Ульфата  в оригинале и в переводе на русский язык, выполненном Эдуардом Хандюковым. Таким образом, книга «Слово сердца» предназначена в равной  степени российскому и афганскому читателям.
    В книгу оригинальных стихотворений и избранных переводов известного поэта Эдуарда Хандюкова вошли его лучшие поэтические работы последнего времени. Данное издание уникально и по форме, и по содержанию, благодаря публикации стихов и прозы самобытного афганского поэта Гуль Пача Ульфата и работе замечательных переводчиков Брешны Нангияра, Рахматуллы Раванда, принимавшего, к слову, участие и в создании книги «Друзья, прекрасен наш союз», а также Фарока Фарды. Для многих книга «Слово сердца» станет добрым спутником в нашей многотрудной, но интересной жизни.
     Гуль Пача Ульфат (1909-1978) родился в Лагмане. Учился в негосударственных школах при мечетях. Высшее образование получил в провинции Нангахар и в Кабуле. В притчах и стихах Гуль Пача Ульфата содержатся возвышенные рассуждения о социальных проблемах современного ему общества. Также в них присутствуют оригинальные  идеи, аргументы и критика, и всё это написано  доступным  для читателей языком, свидетельствуя о степени таланта афганского писателя и поэта.
     Помимо писательского творчества, Гуль Пача Ульфат дважды был избран в парламент Афганистана как представитель провинций  Нангахар и Лагман. В 1957 году он успешно совмещал работу преподавателя в Гуманитарном Университете и ректора Академии языка пушту,  являясь одним из самых заметных авторов литературы на этом языке.
      Текст книги предваряется вступлением Э. В. Хандюкова. «Гуль Пача Ульфат - певец любви и состраданья. Чем талантливей писатель, чем талантливей поэт, тем большей образностью, самобытностью и энергетикой обладают написанные ими слова, и тем в большей степени они выразительны и запоминаемы. Многие строки их произведений становятся со временем крылатыми пословицами и поговорками, как свидетельство народной любви и признания их творчества.
     Я благодарен судьбе, подарившей мне дружбу с замечательными сынами афганского народа, литераторами: Нангияром Мохаммадом Омаром, Фароком Фардой, Рахматуллой Равандом, которые познакомили меня с творчеством известного поэта-пуштуна Гуль Пача  Ульфата. Горжусь их доверием и горячим участием в процессе перевода стихотворений Гуль Пача Ульфата, ставшего легендой и достоянием культуры Афганистана. Ни цвет кожи, ни религии не должны быть причиной раздоров между людьми. Солнце светит для  всех живущих на Земле. Облако, зародившееся в Афганистане, может пролить живительные дожди над Индией или над Уралом. Вот так и слова боли, сострадания и любви, воплотившиеся в стихах Гуль Пача Ульфата, способны омыть и очистить сердца живущих  далеко за пределами его Родины. Не всякая книга памятна, но я надеюсь, что книга «Слово сердца» станет на долгие годы  знаком, достойным понимания и дружбы афганского и русского народов». 
     Есть в книге и предисловие президента центра афганской диаспоры в России Гулама Мохаммада Джалала. «Уважаемые друзья,  дорогие читатели! История Человечества хранит в своих недрах память о великих трагедиях всесильных империй, теряющих своё  могущество и богатства только из-за того, что власть, погружённая в наслаждения и роскошь, забывала о своей главной роли - управлять государством и заботиться о благе народа. И тогда наступали мрачные времена разорения, войн и нищеты. Но не всегда. К счастью, не всегда государственные кризисы заканчивались трагедиями, революциями и гражданскими войнами.  Потому что в самые сложные периоды нарастания внутриполитических разногласий и противоречий в народных глубинах рождались  мыслители и поэты, способные одним только словом разбудить в людях голос разума и совести. Они, как зеркало, отражали в  своём творчестве все пороки и недостатки общества и тем самым предупреждали власть о грядущей беде.
     Они приходили, приходят и будут приходить в этот мир, как лучи восходящего солнца, для того, чтобы пробудить народ к  жизни и подарить ему надежду на возрождение. Их слышат, их боятся и любят одновременно. Таким был афганский поэт и писатель Гуль Пача Ульфат. В этой книге опубликованы его стихи, переведённые на русский язык  подвижниками и энтузиастами, русскими и афганскими поэтами, последователями великих поэтический традиций. Уверен в том, что эта книга, как и всё творчество Гуль Пача Ульфата, даст пищу для размышлений и поможет многим читателям найти ответы на  самые сложные вопросы, которыми так щедро одаривает нас жизнь».
      Презентация новой книги состоялась в ходе мероприятия, названного «Литературный вечер памяти афганского поэта Гуль Пача  Ульфата», 16 августа в Центре Диаспоры Афганистана (ЦДА). Э.В. Хандюкову была вручена Благодарность Временного Поверенного в делах ИРА Ахадзады Абдул Гаюра за «активное и плодотворное участие в организации и проведении вечеров афганской и русской литературы, ознакомлении народов Афганистана и России с произведениями афганских и русских поэтов и писателей, а также за  творческое сотрудничество и профессиональный вклад в развитие дружественных отношений между Афганистаном и Россией».
      Книга «Слово сердца» не осталась незамеченной президентом Исламской Республики Афганистан Ашрафом Гани Ахмадзаем, обратившимся по поводу её выхода в свет с письмом в адрес ЦДА. Это письмо приводится ниже. Эдуарду Хандюкову было также направлено приглашение посетить Афганистан в удобное для него время.

Эдуард Хандюков ПРИЗНАНИЕ Мне ли судьбину проклинать?! На том спасибо, что родился. Сто тысяч лет Земле я снился- У-а-а тебе, старушка-мать! Когда же дух мой вознесётся, Ступив на пламень голубой, А-у-у,-шепну ей,- Бог с тобой. А мне спешить к Отцу на солнце.

НАЗИДАНИЕ Я гуляю по балкону И смотрю, как в никуда, Вроде бы не по сезону, Чертит след по небосклону Молчаливая звезда. У кого-то, значит, в плане За звездой швырять звезду... Сильным мира в назиданье Облетает мирозданье, Словно яблоня в саду.

Исламская Республика Афганистан

Сообщение Президента Исламской Республики Афганистана своим соотечественникам, деятелям культуры, которые проживают в
Москве и организовали мероприятие в честь Гуль Пача Ульфата.

      То, что афганцы в разных странах не забывают про свою культуру, про своих писателей и в честь них организовывают мероприятия – является предметом для гордости. Мне сообщили, что афганские деятели культуры в Москве организовали мероприятие в честь поэта Гуль Пача Ульфата, его избранные стихи перевели на русский язык и издали в виде книги под названием «Слово Сердца». Деятельность афганских культуристов я поощряю и высоко ценю.
      Благодарю от всего сердца выдающегося поэта Эдуарда Валентиновича Хандюкова за то, что он перевел избранные стихи милосердного поэта Гуль Пача Ульфата и предоставил возможность издать книгу, познакомить российское общество с творчеством  афганского поэта. Также я, с удовольствием прочитав его собственные прекрасные стихи, отдельно за них выражаю свою признательность. Я верю, что прочитав стихи Гуль Пача Ульфата, Эдуард Валентинович Хандюков увидел в них искреннюю любовь поэта к людям, к жизни, его добросердечность, что ему это очень понравилось, и по этой причине он взялся за их перевод.
     Я благодарен всем организаторам мероприятия в честь Гуль Пача Ульфата, кто содействовал изданию книги. Надеюсь, что и в дальнейшем вы продолжите свою общественно-полезную деятельность, укрепление культурного моста между двумя народами.  Желаю вам больших успехов! Президент Исламской Республики Афганистана, Ашраф Гани Ахмадзай

Есть среди поэтов  дяди Стёпы

   Наверное, большинство из многочисленных литературных знакомцев Эдуарда Хандюкова могли бы удивиться тому, что он, загруженный сверх всякой меры литературной работой, принял участие в состоявшемся недавно ежегодном детском литературно-музыкальном фестивале «Первоцветик». И не просто присутствовал среди ребят как признанный мэтр:  дети с энтузиазмом читали его стихи, а в финале гость   даже удостоился  двух дипломов.
    В последние годы Эдуард Валентинович стяжал славу серьезного поэта, тяготеющего к лаконичным формам, обнажающим философскую суть «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Две изящно оформленные книги, вышедшие из-под его пера не так давно, посвящены восточному жанру рубайят. Книги высоко оценены специалистами, среди которых наследники  традиций восточной поэзии, афганские поэты Латиф Наземи и Рахматулла Раванд. Русский Хайям – так называют Хандюкова  в Афганистане, где его поэзия, переведённая на фарси, регулярно появляется в литературных изданиях.
     Между тем, на заре поэтической карьеры Эдуард Хандюков публиковал в детских изданиях свои яркие, воздушные, по-настоящему детские стихи. В них нет места занудству, излишней описательности: буквально пара штрихов – и вот образ!  Наверное, умение рисовать, ваять (Э.В. Хандюков по одному из своих образований – скульптор) помогает ему по-детски видеть мир, отсекая все наносное и несущественное. Кстати, это же умение определяет, наверное, и качество его рубаи.  «Взять глыбу мрамора и отсечь от нее всё лишнее», – ответ великого французского скульптора Огюста Родена на вопрос  одного из своих учеников о сущности искусства скульптора. «Как вам удается создавать такие великолепные статуи?», – спросили Микеланджело Буонаротти, и он ответил примерно такой же фразой. Эдуард Хандюков называет этот подход к стихотворчеству просто и буднично «работой над словом». И это действительно кропотливый и добросовестный труд, который  В.В. Маяковский охарактеризовал словами:
«Поэзия – та же добыча радия.
В грамм добыча, в годы труды.
Изводишь единого слова ради
Тысячи тонн словесной руды».
     Один вариант, второй, третий… И вот – заблестело, заиграло красками стихотворение «Мы рисуем на асфальте» в детском журнале «Колобок»: