| |
Семен Нагорный
Седов
стр.6
– Извиняюсь, – говорит он. – Имею для вас уведомление.–
Что хорошего скажете, капитан? – спрашивает Седов.– Не извольте
гневаться, – отвечает, пряча вороватые глаза, Дикин, – выход в
море придется отменить… Он объясняет пораженному Седову, что
«Фока» сильно перегружен и поэтому он его из порта не выведет.
Через час приходит посыльный от нотариуса и под расписку
вручает Седову официальное уведомление об отказе Дикина вести
судно. Седов спешит в управление порта. В 12 часов на борту
«Фоки» находится уже комиссия из двух портовых инженеров.
Выясняется, что судно действительно перегружено в сравнении с
нормой, которой, правда, никто не придерживается. Чтобы обнажить
ватерлинию, надо удалить часть груза. Но что можно выбросить –
бочки с солониной или уголь, которого и так взято мало, –
всего на 23–25 ходовых дней? Нужно решать, и поскорее. Седов
предлагает уменьшить запас воды. Инженеры подсчитывают и
заявляют, что на «Фоке» воды больше, чем нужно для питания
котлов на всем пути до Земли Франца-Иосифа. Седов приказывает
Дикину откачать излишек воды. – Будет исполнено-с, – говорит
Дикин и ставит на эту работу двух матросов с ручным насосом.
Ясно: этот негодяй хочет проволочить до 28 августа –
предельного срока отплытия по договору, – чтобы получить с
Седова деньги даром, не отправляясь в плавание. Седов мчится в
управление порта и хлопочет о присылке речного парохода для
откачивания воды. Пароход присылают, воду откачивают за три
часа. Но мытарства только начинаются. После уменьшения запаса
воды «Фока» задрал носовую часть. Нужно вновь распределить
груз по трюмам и палубе, чтобы достигнуть равновесия. Три дня
уходит на перегрузку. Бревна построек перетаскивают с кормы на
полубак. Тогда Дикин говорит, что воды оставлено мало, плыть
невозможно. Седов приказывает сбросить на пристань часть
экспедиционных запасов. Он жертвует несколькими банками
керосина, ящиками с продовольствием и, уже разъяренный,
соглашается оставить на берегу ящик с примусами –
драгоценными на севере нансеновскими примусами. После этого
запасы воды увеличивают.
Это было 21 августа. Седов в этот
день написал в новой книге с тяжелым переплетом свой приказ
номер один, «Сегодня отплывает первая русская экспедиция к
Северному полюсу…» – написал он (37).
Отплытие не состоялось, и на следующий день утром Седова
встречает у ворот экспедиционного домика знакомый уже посыльный
от нотариуса. На этот раз уведомление гласит, что отплытие
невозможно по новой причине: страховое общество не берет «Фоку»
на страх, – слишком далекий ему назначен путь, и, так как судно
заложено, его не выпускают кредиторы.
Седов бежит на телеграф. Он посылает
телеграмму в комитет, требуя принятия немедленных мер через
петербургское начальство. Через несколько часов прибывает ответ,
и все кажется улаженным. Но 23-го в третий раз в домик
экспедиции является посыльный от нотариуса. Его все уже знают, и
даже упряжные собаки не лают на этого человека, приносящего в
своей сумке несчастья. Нотариус сообщает, что на «Фоку» наложен
арест в обеспечение иска в 1500 рублей, предъявленного
судовладельцу Дикину матросом, получившим на работе
увечье. Седов, не теряя времени, отправляется в банк и вносит за
Дикина деньги.
Кажется, что больше
ничего нельзя придумать, чтобы задержать выход «Фоки». Но Дикин
еще не успокоился. Сам он больше не показывается на глаза и как
будто притих. Но вечером в комнату, в которой живет Седов с
Верой Валерьяновной, стучатся штурман, механик, помощник
механика и боцман «Святого Фоки» – все служащие Дикина. – Так
что, господин начальник, – говорят они по очереди, – от рейса
отказуюсь… Не могу, значит, идти на полюс, – жена, значит, дети…
Седов понимает – это козни Дикина. Наутро он прибегает к
способу, подсказанному шкипером, – уведомляет Дикина через
нотариуса, что выход «Фоки» назначен на 25 августа текущего 1912
года. Но это не действует на судовладельца. Ясно, что он не
пойдет в плавание. Между тем дни уходят. Собственно говоря,
экспедиция уже опаздывает – лето на исходе. Седова спрашивают,
не сочтет ли он за благо остаться до следующего года. Но у
него на этот счет колебаний нет. Через некоторое время, уже на
Новой Земле, он скажет в письме на родину: «…рвался в рейс
потому, чтобы скорее избавиться от тех мучений, которые я
переносил от окружающих. Для меня было бы уже пыткой остаться
дома до 1913 года, кроме того, кто знает, мои враги сумели бы за
это время победить меня и отнять у меня родное мое, мною
созданное дело…»(38)
Седов решает освободиться
от Дикина, оставив себе «Фоку». Снова происходит обмен срочных
телеграмм с Петербургом. С Дикиным подписывают новый договор –
об аренде на один месяц. С оставшейся частью старой команды,
заключают контракт. Весь экспедиционный состав переходит
на судно и размещается в каютах и в кубрике. Седов объявляет,
что «Святой Фока» – судно экспедиции к Северному полюсу –
покинет Архангельский порт 27 августа. На «Фоке» еще нет
капитана, штурмана, механика и помощника механика, не
полон матросский состав. Но теперь уже Седов знает, что судно
отправится. Либо он найдет людей за один день, либо
двинется в путь с теми, кто есть, – ждать больше нельзя ни часу.
И вот 26 августа утром, при
большом стечении народа, буксирный пароходишко тащит «Святого
Фоку» из Соломбалы по реке к парадной, так называемой
соборной, пристани. В три часа дня, при криках «ура» собравшейся
публики, «Фока» останавливается на виду у города. Назавтра
назначено торжество отплытия. Какие-то никому неведомые люди
приходят и предлагают свои услуги Седову. Кто из них окажется
настоящим работником? Но раздумывать некогда, и Седов
набирает судовую команду из первых попавшихся людей. Он ли не
знает, какая человеческая дрянь болтается порой в портах? У него
нет выхода. Вот выбор: отложить экспедицию, а значит и отменить
ее, либо идти завтра с теми людьми, какие есть. Он рискует,
потому что давно уже без экспедиции для него нет жизни.
Полдень 27-го. На пристани
негде упасть яблоку. В центре толпы – золоченые ризы, блестящие
мундиры, цилиндры и светлые платья дам. Над головами
колышутся тяжелые хоругви. Льются плавные напутственные речи.
Гремит военный оркестр. Духовенство поднимается по трапу,
устланному ковром, на судно. За ним губернатор, чиновники.
Городской голова в бекеше, с медалями на груди и с лысиной
до красной шеи, вносит на «Фоку» икону спасителя. Так, с
молебствием и речами, с иконой и духовым оркестром, провожают
первую русскую экспедицию к Северному полюсу. Отплытие «Фоки»
празднуют в губернском городе Архангельске пышно и истово, как
будто день 27 августа освящен тезоименитством или
рождением какой-нибудь из особ царствующего дома. Не
радиотелеграф, а икону внесли на судно в последний час перед
отплытием. Не о посылке вспомогательного парохода с углем и
продовольствием заверяли Седова духовные, штатские и военные
чиновники на палубе «Фоки», а о том, что будут они усердно
молиться за плавающих и путешествующих. Прошел еще один день, и
вот в открытом море буксирный пароход подает сигналы гудком,
чтобы провожающие поскорей оставляли «Фоку». Седов обнимает жену
в последний раз. Когда они увидятся? Через год, через два?.. Кто
знает? С другим человеком, дорогим его сердцу, с матерью,
простился он еще весной – нарочно для этого ездил из Петербурга
на родину, в Кривую Косу.
1.
Г.Я. Седов с женой Верой Валерьяновной; 2. Проводы "Св. Фоки" в
1912г на Архангельской пристани. В центре Г.Я. Седов и В.В.
Седова; 3. Молебен на палубе "Св.Фоки"; 4. Отплытие "Св. Фоки" в
экспедицию . 5. На мостике "Св. Фоки" в Баренцевом море слева
направо Седов, механик Зандер,
Павлов,
капитан Захаров, Кушаков,
Пинегин,
Визе; 6-7.
В матросском кубрике "Св.Фоки"
Все. Речной пароходик уплывает обратно в Архангельск. У борта
стоят и машут на прощание женщины. Он глядит, глядит до боли в
глазах. Ему нужно запомнить навсегда этот дымок над трубой и то
крохотное белое пятно, в котором уже не узнает он, а лишь
угадывает родную, любимую… «Фока» гудит во всю свою сирену.
Матросы бегают по палубе, приготовляя корабль к первой встрече с
настоящим морем – закрывают трюмы тяжелыми люковицами (Люковицы
– доски, которыми закрывают люки трюмов),увязывают бревна и
бочки цепями.
Седов подходит к спутникам. На
глазах его слезы.– Что ж вы, братцы, приуныли? – спрашивает он и
улыбается.«Фока» плывет по тихому морю при добром попутном ветре
на север. Седов на мостике. То, чего он желал, исполнилось. Флаг
русской экспедиции к Северному полюсу поднят. Чтобы понять то,
что случится в его жизни в дальнейшем, надо знать: Седов
покидает родину как человек, обремененный долгами, как должник,
отправляющийся в далекие страны добывать богатства для расплаты
с кредиторами. Он слишком много обещал в последние полгода.
Десятки раз он утверждал то, о чем следовало говорить лишь
предположительно. Он не говорил: я сделаю попытку и, может
быть, при благоприятном стечении обстоятельств, мне удастся
достигнуть полюса. Нет, он заявлял вполне уверенно: я пойду и
завоюю полюс. Он уверял, что нет никаких сомнений в победе.
Почему он так делал? Жизнь вымогала у него эти слова в обмен на
свободу действий и деньги, которые нужны были для его высокой
цели. Под сомнения, хотя бы и мудрые, денег ему не дали
бы. Он добивался права на свой подвиг, борясь с признанными
авторитетами, с людьми, имеющими власть, с равнодушными
чиновниками и враждебным морским начальством. И, чтобы добиться
своего, ему пришлось представиться убежденным в легкости
исполнения намеченного плана. Как будто он не знал сам, что
очень мало шансов на успех у человека, отправляющегося в
Арктику с таким снаряжением, как у него. Он повсюду твердил, что
обязательно водрузит флаг России на Северном полюсе, что дело
это легко исполнимое – только пустите, только дайте судно,
собак, денег… Он раздавал свои обязательства направо и налево с
азартом игрока, рассчитывающего на последнюю крупную ставку. Да,
он рассчитывал на решающую ставку, которой в крайнем
случае готов был отплатить все долги. Этой его ставкой была
собственная жизнь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ТРУДНЫЙ РЕЙС
I
Приказы начальника экспедиции от номера 7 до номера 19,
датированные 3 октября 1912 года(39),
содержат распоряжения об организации зимовки. Механику –
«потушить в топках огонь» и «уголь отнюдь не расходовать на
нужды отопления», командиру «Фоки» «озаботиться выморозкой
судна», врачу экспедиции, приняв обязанности заведующего
продовольственной частью, «выработать порядок и порцию расхода,
сообразуясь с тем, чтобы человек был здоров и крепок»,
географу Визе(40) – заведующему
гидрометеорологическим отделом – «озаботиться устройством
гидро-метеоотанции II разряда с производством ежедневных
наблюдений: в 7 ч. утра, в 1 ч. дня и в 9 ч. вечера…» Ходовые –
четырехчасовые – вахты офицерского состава отменить за
ненадобностью и вместо них ввести суточные дежурства. В 12 часов
ночи все лампы гасить. Музыкальное время назначается от 2 часов
дня до 10 часов вечера. Местоположение судна отмечено перед
каждым приказом: «Бухта „Святого Фоки“». Новое географическое
название родилось против желания путешественников, оно должно
впредь означать пункт невольной стоянки корабля, место его
пленения. Таков грустный итог первого плавания экспедиции:
«Фока» вмерз во льды у новоземельского берега. Арктика
опрокинула план Седова – корабль экспедиции в 1912 году
Земли Франца-Иосифа не достиг. То, что экспедиция вышла в
плавание так поздно – не 14(1) июля, как было определено по
плану, и не 14(1) августа; как намечалось впоследствии, а только
лишь 27-го, сыграло в ее судьбе роковую роль. Арктические моря
не прощают таких промедлений.
Г.Я.
Седов на капитанском мостике "Св. Фоки"
Уже в горле Белого моря «Фоку»
начало трепать волнение. Дул встречный ветер с севера, и тяжело
нагруженному «Фоке», с его слабой машиной и четырьмя узлами
хода, приходилось трудно. Утром 30-го волнение достигло силы
шторма – рулевого привязали к штурвалу. Ветер с севера толкал
«Фоку» назад, в Белое море Паруса были убраны, судно
черпало правым бортом воду. В корпусе «Фоки» оказались
щели – вода проникла в трюм и достигла угрожающего уровня – 42
дюймов. Она подбиралась к котлам и топке. Бочка с маслом
разорвала концы, которыми ее привязали, и покатилась по палубам,
потом стукнулась обо что-то и разбилась: масло потекло за
борт.
Этот шторм отнял у
экспедиции три дня. Седов пытался пройти горло Белого моря
ломаным курсом, но вскоре принужден был укрыть корабль под
берегом, близ «Трех Островов». Далее «Фока» перешел к маяку
Городецкому. Здесь исправили вышедшую из строя паровую помпу,
возобновили конопатку в корпусе, откачали из трюма воду, а также
восстановили запас машинного масла. Затем – переход к Новой
Земле, сравнительно благополучный, при спокойном море и
благоприятном ветре. Недалеко от Гусиного берега вновь
наткнулись на встречный ветер штормовой силы. «Фока» скрипел,
кряхтел и в конце концов повернул по ветру – на юг, искать
убежища в каком-нибудь заливе. Нельзя было тратить уголь и время
на борьбу с противным ветром. Приют нашел «Фока» в Белушьей
губе, узкой, хорошо защищенной от ветра и волн. И завтра, когда
погода стихла, корабль опять вышел в свой рейс. Распустив все
паруса, бежал он прямо на север, работал и машиной и снастью –
нагонял упущенное. «Фока» плыл вдоль новоземельского
берега – низменного в начале, а потом все более гористого;
остроконечные вершины сторожили Землю у самой воды, они
были похожи на недвижимый строй воинов, одетых в ледяные латы и
шишаки.
Но уже перед заходом солнца
появились грозные предзнаменования. Новоземельский хребет был
освещен в лоб солнечными лучами: каждая расщелина казалась
нарисованной старательным и наивным художником – четко, резко,
без пропусков. И тени лежали необыкновенные на горных
склонах – густые, ровные, будто бы вырезанные из коленкора.–
Видите? – спросил Седов штурмана. Тот молчал – моряки понимают
друг друга без слов. Они спустились с мостика. Вскоре боцман
вызвал команду из кубрика наверх. Собачьи клетки и бочки с
солониной, шлюпки и строительный лес – все, что нес на себе
«Фока», закрепляли, задраивали, сцепляли.
На юте собрались члены экспедиции.
Смотрели в бинокли, любовались берегом. Начальник сказал:– Вот
эти куски ваты на верхушке горы, видите, – они стоят недвижимо,
разодранные какой-то силой в клочья. Они как будто застыли на
перевале. Их принесло с той стороны, с востока, с Карского моря.
Там – буря. Скоро она будет здесь… Через месяц в письме к жене
Георгий Яковлевич рассказал об этом шторме, который не погубил
«Фоку» вместе со всей экспедицией только благодаря
мужеству и дерзости начальника.
«Это был шторм жестокий, даже
больше – страшный, – писал Седов. – Находились мы в 15 милях от
берега, к нему приблизиться не могли, так как ветер дул
встречный, а наша машина против сильного ветра не выгребает.
Таким образом нас мало-помалу отбрасывало все дальше и
дальше от берега в открытое море, где волна делалась все больше
и больше… Накрыла темная ночь, что делать? Мысли мои работали со
страшной быстротой. Команда наполовину укачалась, и мне пришлось
это учитывать. Судно дает большую течь, часть воды
попадает в трюм через палубу, и все это стоит, как привидение,
перед моими глазами. Сначала хотел было пуститься по ветру к
Шпицбергену, но потом, подумав, решил бороться со штормом, чтобы
пробиться к берегу. Поставили все паруса и легли в лавировку.
„Фоку“ буквально всего покрывало водой, не было рубца сухого. Я,
весь мокрый, на мостике. Холод адский, снег бьет в лицо. Но я
тверд и решил не сдаваться, пока не прибьюсь к берегу. „Фока“
геройски себя вел. Как он чудно борется с волной! Если бы
он был более крепкий, то лучшего судна едва ли нужно было
пожелать. Лежит на боку и черпает правым бортом воду. Нос
весь зарывается в волны. Брызги без конца летят через мостик.
Паруса сильно натянуты. Снасти и рангоут трещат, писк, визг и
собачий лай (от холода, они все мокрые). Все это делает
обстановку адской, хаотической. Вокруг море кипит прямо-таки
белой пеной. Боремся, но вот удар-другой волны, и шлюпка судовая
летит за борт и пропадает в пучине морской. Через час срывает
другую шлюпку и разбивает о борт судна. Но здесь мы сами
прикончили с ней, скорей обрубили фален и пустили ее в
море, чтобы она борт не рассадила корабля. Веруша, вероятно, ты
не поверишь, мне стало в эту минуту жутко, но я не потерял
присутствия духа и продолжал с бешенством орать на команду,
отдавая приказания. Но вот новая беда – разорвало парус бизань,
надо его спускать. Сколько было муки и опасности, меня в жар
бросило. Спустился я на минуту в каюту, посмотрел на твой
портрет и сильно, сильно подумал о тебе. Хотел, чтобы ты
вспомнила меня в эту минуту… …Я снова на мостике и снова, как
безумный, кричу на команду и приказываю. Ты можешь себе
представить? Ветер дул 10 баллов, и мы шли под всеми парусами в
бейдевинд(Бейдевинд – курс судна, составляющий с направлением
ветра угол меньше 90 градусов) без рифов(«Брать рифы» значит
уменьшать площадь паруса, пользуясь так называемыми риф-сезнями
(ряд коротких веревочек продетых на обе стороны паруса). Моряки
этому прямо-таки не поверят, а на самом деле это было так.
Случилось это потому, что, во-первых, с моей командой
совершенно не было возможности взять эти рифы, а во-вторых, их и
не было у парусов. Это показывает, насколько все исправно у
Дикина. Снасти одна за другой лопались, и это приводило судно
всякий раз к опасности. Дикина мало суду предать, его надо
четвертовать за такое злоумышленное к нам отношение… Делаем
поворот, самое страшное в море во время шторма. Крик, гвалт,
шум, треск – светопреставление! Сильно жарко! Слава богу,
поворот удался, идем другим галсом, наискосок к берегу. Ход
быстрый, но одно страшно: боюсь, как бы судно окончательно
не закрыло водой, тем более, что из трюма нельзя откачивать во
время шторма воду, она там все скопляется и скопляется, а
судно от этого все ниже и ниже садится.
Лопнул стаксель-шкот, новая беда!
Привожу судно к ветру, заводим новый шкот, идем дальше. Все идет
как будто нормальным путем, но нам каждая сажень этого пути
стоила жизни. Сколько ужаса, сколько нравственных страданий за
людей, наконец, сколько физических страданий… Помолился
богу, вспомнил тебя, моя родная, прикинул счисления пути, и
пустился в темную ночь прямо к берегу под всеми
парусами!.. В результате, все благополучно: в 2 часа ночи полным
ходом прошли в 12 милях камни у Сухого носа, которые
удалось разглядеть, так как на них белая пена горой стояла. В
это время у меня душа в пятки улетела – ты знаешь, что такое
налететь на камни в шторм? Один удар, и нас не стало бы.
Начал уменьшать паруса и ход, несколько
отвернул в сторону и по лоту, с самой тщательной осторожностью,
подошли на расстояние одной мили к берегу, на десятисаженную
глубину. Берег увидели, волна меньше, судно уже не заливает,
хотя ветер рвет с такой же силой. Привожу быстро к ветру. Отдать
якорь! Эта команда так легко сорвалась у меня с языка, как будто
я вошел в царство небесное…»(41).
НОВАЯ ЗЕМЛЯ
ЗАПАДНЫЙ СЕВЕРНЫЙ И СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ БЕРЕГ ОТ ПОЛУОСТРОВА
ПАНКРАТЬЕВА ДО МЫСА ВИССИНГЕР-ГОФТ
ОТЧЕТНАЯ КАРТА МАРШРУТНОЙ СЪЕМКИ ПРОИЗВЕДЕННОЙ СТАРШ. ЛЕЙТЕН.
СЕДОВЫМ В 1913 ГОДУ СТАРЫЙ БЕРЕГ НАНЕСЕН ПУНКТИРОМ
Съемка велась компасом. Расстояния измерялись шагами. Карта
ориентирована по истинному меридиану. Высоты гор и мысов
показаны в футах. Горизонтали гор вычерчены глазомерно.
Шторм этот в
другом описании, сделанном в дневнике доктора Кушакова
(42) выглядит еще страшней. Клетку с собаками оторвало
волной, и она носилась по палубе со своими обезумевшими
обитателями. Среди гула, треска, собачьего воя раздался вдруг
отчаянный стон механика: – Господи, что будем делать! Машина не
работает, мы идем назад! Вода в трюме прибывает!.. Погибнем!
Почти всех укачало, лежали на койках. Несколько матросов с
бледными лицами едва передвигались по палубе.
Кушаков лежал в каюте, в
которой все было разбросано и разбито. Вбежал матрос:– Мы идем
на камни! Сейчас нас разобьет!.. Кушаков приподнялся, чтобы
заглянуть в иллюминатор, но в это мгновение необычайной силы
удар потряс судно. Кушаков упал… Показалось – конец. Лежал
в забытье. И через час снова прибежал матрос: – Мы спаслись!
Стоим в бухте, на якоре!
II
«Фоке» необходимо было возобновить запас воды. Он зашел в губу
Крестовую, где еще только два года назад Седов делал промеры и
определения. Первая остановка у креста – астрономического
пункта, поставленного Седовым в 1910 году. Здесь он сверил
хронометры – было опасение, что их растрясло во время шторма.
Ольгинский поселок – последний населенный пункт на пути «Фоки».
Можно было оставить письма и официальные донесения в комитет
экспедиции и по начальству – в управление гидрографии. Пароход
«Ольга», который два раза в год посещал Новую Землю, вскоре
должен был прибыть. А самое главное – здесь, в Ольгинском
поселке, можно было высадить тех людей из команды, которые
оказались бесполезны на «Фоке». Таких было пятеро. Это боцман,
три матроса и повар – все люди, нанятые в Архангельске перед
самым отплытием. Им дали провизии на двадцать дней, и Седов сам
свез их в шлюпке на берег.
Рапорт
начальнику Гидрографического управления, оставленный в губе
Крестовой, свидетельствует, что Седов в это время еще надеялся
достичь Земли Франца-Иосифа в текущем году. «Наливаюсь водой и
иду дальше на север к восточному берегу Земли
Франца-Иосифа и, в случае не встречу здесь льдов, пройду в
Теплиц-бай, где базировался Абруццкий; в крайнем случае высажусь
где-либо в другом месте, в зависимости от состояния льдов»,
пишет он в рапорте. И далее – о своих планах: «К полюсу
направлюсь на 60 собаках с двумя рабочими и географом Визе.
Около 1 марта 1913 года экспедицию поручу командиру судна
Захарову».
В конце рапорта –
самое существенное: «Просил комитет на будущий год прислать
пароход навестить нас и привезти уголь, а также трех
человек для метеорологической станции, которых мы оставим после
себя на Земле Франца-Иосифа, чтобы не прерывать наблюдений…»(43).
«Фоке» не повезло в Крестовой губе. Судно село на мель. Это
задержало экспедицию по крайней мере на сутки. На берег губы
завезли стальной трос и закрепили его в камнях. Потом дали
машине полный ход, стали выбирать трос лебедкой. Это окончилось
небольшой аварией – трос лопнул, а судно осталось на мели
недвижимо. Седов принял новое решение: отклепать якорь, завести
его с кормы. Спустили баркас, подвесили к нему семидесятипудовый
якорь. Баркас склонился под тяжестью на одну сторону, едва не
зачерпывая бортом воду. Матросы и с ними Седов навалились
тяжестью собственного тела на противоположный борт, и баркас
постепенно передвинулся на 50 сажен за корму… Тяжелая и
рискованная работа!
Только 12
сентября, на рассвете, снявшись с якоря и подняв все паруса,
«Фока» направился к выходу из Крестовой губы. И уже через день
вахтенный усмотрел впереди прямо по курсу массы плавающего льда.
Издалека море казалось покрытым почти гладкой и сплошной белой
корой. Но это были разрозненные ледяные поля, частая сеть
перемещающихся плоских островов, омываемых широким и проливами
изменчивой формы. А поблизости от берега совершали свои
одиночные плавания высокие айсберги – голубые, крутобокие
скалы, отломившиеся от ледников, которые на северном острове
Новой Земли спускаются прямо в море, где и обрываются
отвесной стеной льда.
Начинался штурм ледяного барьера,
поиски прохода на Землю Франца-Иосифа. Эта борьба продолжалась
более двух недель, она потребовала от Седова напряжения
всех умственных и физических сил, потому что в дни плавания
выяснилось, что в составе экипажа и экспедиции нет никого, с кем
мог бы Седов разделить трудности командования «Фокой».
Выяснилось, что капитан Захаров не умеет вести судно среди
льдов. Оказалось, что штурман Сахаров – алкоголик; еще в том
письме, которое Седов оставил для жены на Городецком
маяке, было сказано о Сахарове: «Штурман – неважный, как-то уже
успел стащить спирт, напиться и пырнуть ножом матроса…»(44).
Боцмана пришлось списать в Крестовой губе из-за болезненной
привязанности к наркотикам. Что же до экспедиционного состава,
то это были не моряки, навигации они не обучались. Географ
Визе и геолог
Павлов
на море попали впервые.
Пинегин, художник, хотя и бывал на Севере, но самостоятельно
вести судно не мог. Наконец, доктор Кушаков: этот ни моря,
ни Севера не нюхал, постоянно укачивался, а помимо всего был
весьма антипатичен. О нем в письме сказано было довольно
резко: «Надоел ой мне своей разнузданностью, хвастливостью
и вообще фамильярностью…»(45).
«Фока» свернул на запад от
Новой Земли. Он шел некоторое время вдоль границы ледяных полей.
По свидетельству мореплавателей, путь среди льдов на Землю
Франца-Иосифа легче найти на западе. После ночи движения вдоль
кромки льда пришлось изменить курс. Граница льдов заворачивала
все более к югу. «Фока» взял курс на север. Он шел под парусами
и довольно легко разрезал хрупкую кору молодого льда. Но с
каждой милей крепость и толщина ледяных полей увеличивались.
Нужно было лавировать, отыскивая удобные протоки и полыньи.
Иногда «Фока» брал препятствие силой – тяжестью корпуса и
разгоном машины. Седов то подымался в бочку, которая была
укреплена на грот-мачте,(Грот-мачта – вторая от носа мачта, выше
остальных),то карабкался на ванты( Ванты – снасти корабля, при
помощи которых укреплены мачты) – сверху видней, куда ведет
полынья и нет ли впереди больших пространств чистой воды. В
трудные минуты он сам брался за штурвал. Встречались
льдины, которые удавалось пробить лишь несколькими
последовательными ударами. Тогда «Фока» пятился назад – на
самом малом ходу, чтобы не повредить винт при столкновении с
какой-нибудь шальной льдиной, – брал разгон и несся вперед,
наваливаясь на лед всей тяжестью своего носа. Он входил в лед,
как клин, вдавливался в сопротивляющуюся массу на несколько
десятков футов, машина его работала полным ходом, корпус дрожал
и поскрипывал. Постепенно движение вперед замедлялось, и,
наконец, корабль бессильно замирал среди наторошенных обломков…
Тогда начиналось все сызнова. Седов командовал: «Малый,
назад!» – и «Фока» отходил. Еще удар – и новые несколько
десятков футов во льду. Старик «Фока» здесь только и обнаружил
свою удаль. Он великолепно слушался руля и вьюном вертелся по
извилистым протокам, а когда надо было, исправно долбил лед
своим тяжелым дубовым корпусом. Но с каждым Днем и часом и эта
работа становилась все более трудной для «Фоки». Однажды он
натолкнулся на такие льды, которые навряд ли пробило бы судно и
втрое более сильное. Север был закрыт плотными льдами, в которых
не видно было ни одной «водушки», как говорят полярники. И небо
на горизонте сплошь было «ледяное» – белесого, отраженного цвета
ледяных полей.
Теперь приходилось расплачиваться
за вынужденное опоздание с отплытием из Архангельска. Седов
знал, что никогда еще ни одна экспедиция не достигала Земли
Франца-Иосифа в такое позднее время года. Джексон совершил свой
рейс в начале августа, Уэльман – в конце июля, Абруццкий – в
середине июля. Выходя из Архангельска 27 августа, Седов
рассчитывал все же на удачу своего предприятия при одном
условии – при благоприятной ледовой обстановке. Но в двенадцатом
году зима пришла необычайно рано. У него еще была надежда.
Он видел несколько дней назад большую полынью вдоль берега Новой
Земли. Может быть, она еще не исчезла. Кто знает, не ведет ли
она к чистой воде? Если не на Землю Франца-Иосифа он попадет в
этом году, то хотя бы заберется так далеко на север, как только
можно.
Ночью, при тихой
погоде. «Фока» вошел в Архангельскую губу и бросил якорь у
берега. Наутро корабль экспедиции двинулся снова на север, на
этот раз по чистой воде, лавируя между многочисленными
островами. Пришлось пользоваться узким и малоисследованным
фарватером. Другого же пути не было – все к западу от берега
было заполнено льдом. В районе островов Панкратьева «Фока»
счастливо избежал опасности. Обозначенный на карте ближайший к
берегу остров оказался полуостровом: «Фока» ткнулся было между
островом и Новой Землей, но нашел не пролив, а перешеек.
Близилась ночь, и Седов поставил
«Фоку» на якорь. В темноте плыть по этому фарватеру было слишком
опасно.– Спать, – сказал Седов, медленно сходя по трапу с
мостика. Он очень устал за последние дни. Для отдыха ему
оставались только те часы, когда «Фока» почему-либо не мог
двигаться, – когда его зажимало во льдах или нужно было
дожидаться попутного ветра.
Осунувшийся, с рыжеватой щетиной
на щеках, Седов по двадцать часов нес вахту. Голосом, охрипшим
на ветре, подавал он откуда-нибудь с мачты свои команды
рулевому: «Право руля!» – «Так держи!» – или же, когда надо было
долбить лед, часами терпеливо перекликался с машинным
отделением, руководя отступлениями и атаками «Святого Фоки». При
солнечном свете, когда тени резко вырисовывались на голубой
поверхности льда и рядом с «Фокой» скользил по ледяным полям
другой корабль, с таким же вогнутым форштевнем, с двумя мачтами,
одной трубой и надстройкой на корме, – в эти часы на льдинах
всегда можно было различить – среди вант или на мостике –
силуэт начальника; иногда тень была так хороша, что виден был
даже козырек его форменной фуражки, надетой слегка набок и
наполовину закрывающей высокий крутой лоб. Седов спускался по
трапу, и в эту минуту кто-то выкрикнул магическое слово:–
Медведи!
Куда исчезла усталость! Все забыто – и
желание спать, и мрачные мысли, все, кроме одного – плана охоты,
который был выработан в нескольких шумных и горячих беседах за
столом кают-компании. Это уже третья встреча с могучим жителем
льдов, – надо надеяться, что она будет более удачной для
охотников, чем две другие. Первый медведь был огромный зверь,
разглядывавший «Фоку» с верхушки высокого тороса с каким-то
величественным равнодушием. В него палили из нескольких ружей
прямо с борта корабля, но у стрелков от возбуждения дрожали
руки, и только после продолжительной канонады медведь свалился.
Седов первый спрыгнул на лед и побежал к зверю безоружный, с
одной веревкой. Потом были неприятные минуты, когда медведь
вдруг ожил… Словом, первая охота была безрезультатной: медведь
ушел с несколькими пулями под шкурой.
И вторая охота окончилась ничем,
потому что стрелки слишком горячились. Во время преследования
зверя Седов оказался впереди всех. Он бежал, не разбирая дороги,
весь поглощенный охотничьим азартом. Он попал в полынью и
погрузился по пояс в воду, но мгновенно выкарабкался и не
переводя дыхания побежал дальше. Еще через двадцать шагов он
оказался на молодом льду, который был присыпан снегом и ничем не
отличался по внешности от старого. Лед подломился, Седов ушел в
воду. В ту секунду, когда он падал, мелькнула мысль – надо
спасти ружье, и он сильным взмахом отбросил его далеко от себя,
на старый лед. Осторожно, избегая резких движений, он стал
выкарабкиваться на хрупкий лед, а потом пополз по льдине,
наклонившейся в воду, и, чтобы не погрузиться вновь, широко
раскинул руки и ноги. Это заняло не более минуты, а затем Седов
вскочил, схватил спасенное ружье и побежал дальше – к
медведю. Но зверь на этот раз уплыл по протоке, наполненной
мелко битым льдом.
Страница
1,
2,
3,
4,
5,
6,
7,
8,
9,
10,
11 |
|
