ГлавнаяИсторияГ.Я. СедовЗемлякиПриродаРыбалкаПочем рыбкаОтдых в СедовоФотогалереяГостевая книга

 

Семен Нагорный  Седов  стр.7
     

      И вот в третий раз в этом плавании раздался страстный и восторженный крик: «Медведи!» Через минуту в шлюпке, спущенной в полынью, плывут Седов и Пинегин. Другие охотники пробираются на берег. Вскоре начинается пальба – в сгустившемся сумраке видны розовые и желтые огни выстрелов. Шлюпка с Седовым и Пинегиным не сразу пристает к береговому припаю – лед хрупкий, ступить на него нельзя. Наконец, по колено в воде, охотники выходят на лед. Но где медведи? В темноте их не видно.
       Начинается перекличка с теми, кто на берегу. Оттуда перестают стрелять, и тогда Седов с Пинегиным отправляются на поиски. Большая медведица с медвежонком оказывается в опасной близости – в тридцати шагах. Подойдя еще ближе, охотники стреляют. Удача! Через час доктор Кушаков получает в свое распоряжение свежее мясо. Медвежьи котлеты – первые в экспедиции – удаются на славу.
       Охотничий успех подымает настроение в кают-компании. Все представляется в розовом свете, все трудности кажутся преодолимыми, все льды – нипочем.  Лишь поздно ночью расходятся собеседники по каютам. Остается всего лишь несколько часов до нового дня, и кажется, что он принесет путешественникам только хорошую, только добрую дорогу на север. А между тем именно завтра ожидает экспедицию тяжелое несчастье. 19 сентября, идя по узкому проливу, после того как лотовой крикнул: «Тридцать пронесло!», «Фока» совершенно неожиданно сел на мель.
       Это казалось только досадной, но легко устранимой помехой – грунт был твердый, ровный. Седов поручил капитану снимать судно с мели, а сам, с Визе и матросом Томиссаром, отправился в шлюпке на берег острова, находящегося в нескольких верстах, для  того чтобы сделать астрономические определения.
       Через несколько часов, побродив по острову, Седов со спутниками двинулись в шлюпке к «Фоке». На полпути их встретил внезапный и все усиливающийся ветер. Выгребать становилось трудно. Шлюпка едва поддавалась усилиям, она еле ползла против  ветра, и расстояние до «Фоки» начинало казаться бесконечным. На корабле увидели шлюпку. Собравшимся у борта было ясно, что гребцы теряют силы в неравной борьбе. Надо было помочь. Но  «Фока» оставался недвижим.  Сняться с мели не удалось. Седов, Визе и Томиссар из последних сил налегали на весла. Шлюпка не скользила, она разрезала волны с таким усилием, как будто они были свинцовыми. Но все же шлюпка двигалась и приближалась к «Фоке», к нему уже рукой подать, какая-нибудь сотня сажен.
       И вдруг стоящие на борту корабля видят, что шлюпка остановилась. Она неподвижна, хотя три гребца по-прежнему работают веслами. Словно каменная стена выросла между «Фокой» и шлюпкой. Но, в действительности, это ветер, который в одну минуту приобрел силу шторма. Он дует в пролив, как в трубу, и несет не только волны, но и ледяные поля, грозно приближающиеся к «Фоке».
       Капитан приказывает спустить большой баркас. Девять гребцов по ветру быстро пригоняют баркас к шлюпке, берут ее на буксир. Но и этих сил мало, чтобы выгрести против шторма. Баркас и с ним шлюпка постепенно удаляются от корабля. И почти мгновенно обстановка делается еще более грозной. Тысячепудовые ледяные глыбы обкладывают со всех сторон «Фоку»,  который и без того прикован к мели. Лавина льда подхватывает баркас с шлюпкой и уносит их, вместе с двенадцатью путешественниками, в неизвестном направлении. Наступает ночь на 20 сентября: шторм, напор льдов, снежная метель; одна часть команды унесена льдинами, а другая – без начальника – на «Фоке», который все еще на мели и которому приходится нелегко в ледяных объятиях.
         Ночью Седов и все остальные, кто был с ним, возвратились на корабль. Пользуясь веслами и скамьями с баркаса в качестве мостков, они добрались по двигающимся льдинам до «Фоки». Все замерзли, измучились, голодны.
          На рассвете Седов поднял всех на работу. За борт выбросили стальной трос. «Фока» стал на ледяной якорь. Если переменится ветер, льдины стащат корабль с мели. Но на одно это рассчитывать нельзя. Седов приказал дать машине полный задний ход. Корпус «Фоки» дрогнул, за кормой забурлила вода, но усилия эти были бесполезны. Между тем промедление могло погубить корабль: льдины, которыми ветер заполнил пролив, сжимались вокруг «Фоки», и неизвестно было, где предел его выносливости.
        Седов прибегнул к новому средству, он решился на жертву, чтобы облегчить судно, – велел выбросить за борт бревна и доски,  предназначенные для зимовочных построек. Этого мало. Началась изнурительная перегрузка тяжестей из носового трюма на корму. Эта работа заняла почти весь день, но осталась безрезультатной. Наступил вечер. Работы прекратились. В кубрике и в кают-компании было мрачно. Ничего хорошего не принес прошедший день: «Фока» все так же на мели, вокруг него льды, они  бьются о борт с жутким гулом, который слышен даже в каютах сквозь обшивку. А шлюпки, на которые можно было надеяться в  случае катастрофы, где-то далеко, сохранившаяся же на судне – ветха и рассчитана только на восемь человек. Спутники Седова – члены экспедиции – обсуждали до полуночи положение дел, которое представлялось им отчаянным. Когда Седов вошел в кают-компанию, доктор Кушаков спросил: где же предполагает он устроить зимовку, когда ясно, что на Землю Франца-Иосифа экспедиция не попадет и что он, Седов, думает о дальнейшем, если дома для зимовки погибли, а судно не приспособлено для жизни в нем во льдах… Седов ответил раздраженно: – У нас есть палатки… Если придется, будем жить и в палатках. В случае, не доберемся до Земли Франца-Иосифа, – я пойду  пешком на полюс отсюда…(46).
       Ночью – сжатие льдин. Огромные глыбы ворочаются вокруг «Фоки», ползут на него, давят со всех сторон. Бревна, которые команда подвешивает у борта, со скрежетом и треском раздавливаются в щепы. Но «Фока» не поддается. Его старый корпус стойко выдерживает все удары. Ухо уже привыкло к монотонному скрипу, с которым лед трется о борт корабля, и даже к тому гулу, подобному взрывам, что время от времени прокатывается по всем внутренним помещениям судна. Но с некоторых пор эти удары повторяются слишком часто. Кажется, что гигантский молот работает поблизости. Удары следуют через равные промежутки времени. С ужасом видят путешественники, что к «Фоке» подплыла ледяная скала, превосходящая своими размерами все другие, стала у борта и, методически, плавно раскачиваясь, таранит корабль. Ее величина, а также и то, с какой легкостью она раздавливает тяжелые брусья подвесы. – все это слишком выразительно, чтобы люди на «Фоке» не подумали о грозящей им гибели. А в четвертом часу ночи происходит необыкновенное чудо: «Фока», так крепко стоявший на мели, что никакими ухищрениями не удавалось его сдвинуть, вдруг плавно качнулся и пошел! Это сделала льдина, на которую все смотрели с ужасом, – она столкнула корабль с места. Нежданная радость. Но теперь надо приниматься за новую работу. Нужно убрать якорь, подобрать тросы, заброшенные на лед, нужно делать промеры глубины, чтобы снова не сесть на мель.
       Команда валится с ног от усталости. Седов приказывает всем идти спать, даже вахтенным. Он приглашает членов экспедиции заменить матросов. «Фока» медленно отходит от рокового места, подвигаясь в сторону баркаса. На глубине пяти сажен бросают якорь. Но без команды тяжелого баркаса не поднять. Жизнь на корабле затихает до утра.
      На следующий день, 21 сентября, доктор Кушаков устроил в кают-компании концерт граммофонных пластинок духовного содержания. Он заводил их одну за другой со строгим лицом – это целое богослужение по случаю двунадесятого праздника рождества  Богородицы. Члены экспедиции выходили из своих кают к завтраку и молча слушали музыку Кушакова. После завтрака Седов собрал команду и в шлюпке отправился выручать баркас. Но только он отплыл от судна, как снова в проливе началось скопление льда. Вместо того чтобы стаскивать баркас в воду, пришлось собственную шлюпку подымать на лед. Полыньи исчезали одна за другой, и вскоре между «Фокой» и баркасом остался только лед – неровный, местами рыхлый, а кое-где покрытый грядами торосов. По такому льду Седов с матросами возвращались на судно. Они толкали и тащили по льду свою шлюпку. Несколько человек – в их числе Седов – приняли сомнительной приятности ванну, провалившись под лед. На «Фоке» развели машину и двинулись навстречу команде Седова. Когда путники подымались на борт, уже наступил вечер.
        На следующий день Седов оставил на судне только самых необходимых людей, а с остальными пошел к баркасу. Приглашены были и члены экспедиции. Судно еще утром удалось подвести к баркасу на расстояние полутора километров. Сейчас команда тащила тяжелые тросы, бревна и доски. Только в три часа, построив для баркаса специальные сани, зацепили его тросом, который другим концом был укреплен на судовой лебедке. Лебедка одна не справлялась с тяжестью, люди тащили за веревки и подталкивали баркас плечом. Быстро наступила ночь. Работа была изнурительная и рискованная – местами приходилось скалывать нагромождения льда, а местами он сам подламывался под тяжестью, и в воду могли уйти и лодка и люди. Тросы то и дело  рвались. Их надо было заново связывать, теряя время и силы. В темноте, исправив тросы и раскачав баркас, подавали сигналы  фонарем – тогда начинала работать лебедка, и сани медленно подвигались к судну.
         В два часа ночи оставалась лишь четверть того расстояния, которое отделяло «Фоку» от баркаса. Седов, исчерпавший все силы, охрипший, мокрый, посиневший от холода, ушел спать и приказал разбудить себя через три часа. С рассветом он должен был  встать на мостик. «Фока» пойдет вперед. Не здесь же ему зимовать, – глубина у берегов слишком мала, чтобы подойти близко, – может и на берег выбросить. Лишь под утро баркас, а за ним и шлюпка доставлены были на борт. Но за весь следующий день удалось пройти только 40 сажен. Пролив был, как погреб, набит льдом.
       24 сентября в 4 часа утра Седов возобновил борьбу со льдами. Она была безрезультатна. Он пытался пробиться 25 сентября, но так же безуспешно. Все эти дни свирепствовал шторм. Только 26-го утром открылся канал чистой водой – льды разбило штормом и унесло в море. «Фока», наконец, поплыл. Многие надежды возрождались в эти часы, когда корабль экспедиции полным ходом, под парусами бежал по узкой полынье в сторону  полуострова Панкратьева. Но очень скоро пришел конец и полынье и надеждам, с ней связанным. Вечер застал «Фоку» на якоре в бухточке близ панкратьевского берега. Всю ночь падал снег, гудел сердитый ветер. Утром путешественники увидели высокий и обрывистый берег, окутанный пушистым снегом, из-под которого лишь кое где чернели скалистые выступы, увидели сплошную зимнюю равнину  вокруг «Фоки» – старик был недвижим, и снасти его присыпало снегом, как сединой. Зима. Ровно месяц назад экспедиция покинула Архангельск. Миновал еще день, и Седов объявил в кают-компании:– Здесь экспедиция будет зимовать.

 

Буфет в кают-компании. Сидит Н. Кизино, буфетчик    Метеорологическая станция в бухте Святого Фоки    Участники экспедиции Г. Седова на охоте  В кают-компании "Св. Фоки". Слева направо: Кушаков, Зандер, Седов, Сахаров, Визе, Пинегин, Павлов   Возвращение с мыса Желания. Слева Инютин, справа - Седов             Г.Я. Седов по возвращении с мыса Желания

   1. Буфет в кают-компании. Сидит Н. Кизино, буфетчик; 2. Метеорологическая станция в бухте Святого Фоки; 3. Участники экспедиции Г. Седова на охоте; 4. В кают-компании "Св. Фоки". Слева направо: Кушаков, Зандер, Седов, Сахаров, Визе, Пинегин, Павлов; 5. Возвращение с мыса Желания. Слева Инютин, справа - Седов; 6.Г.Я. Седов по возвращении с мыса Желания
                                                                                                                                                      

ГЛАВА ШЕСТАЯ
НЕ НА ЮГ, А НА СЕВЕР
I


     
Мыс Желания надо подвинуть приблизительно на семь верст к югу и на две версты к востоку, – теперь уже не его, а мыс Карлсена следует считать самой северной оконечностью Новой Земли. Почти на двенадцать верст к югу надо переместить мыс Большой Ледяной. Новое место займет и мыс Утешения – он отойдет к западу на две с половиной версты и к югу на три с половиной. Мыса Литке вообще не будет – теперь это уже не мыс, а остров, и находиться ему надлежит на десять верст восточнее и на одну версту севернее пункта, где до сих пор был обозначен мыс. Наконец, мыс Обсерватория: его истинное место на семь верст севернее и на девять с половиной верст восточнее…(47)
        Таковы в грубых чертах изменения, нанесенные Седовым на карту в результате его санного похода вокруг северо-западной оконечности Новой Земли. Потерпев тяжкое поражение на пути к Земле Франца Иосифа и, будучи вынужденным зимовать, вопреки первоначальным планам, на северо-западном берегу Новой Земли, на несколько градусов южнее пункта, намеченного для старта полюсной партии, – Седов объявил в одном из своих приказов, что «нет худа без добра», и немедленно приступил к планомерной и энергичной исследовательской работе. Он помнил о конечной цели своей экспедиции и в начале зимы как-то высказал мысль о возможности  пешего похода на полюс непосредственно с Новой Земли. Практически такую задачу он перед собой, конечно, и не ставил, однако сознавал, что вынужденная зимовка означает потерю не только времени, но и ресурсов – физических и моральных сил, продовольственных запасов, снаряжения и собак. Это волновало его, и он невольно искал возможных способов избегнуть задержки на Новой Земле. Идти без промедления на север – это очень соблазнительное, но, несомненно, бессмысленное предприятие. Он очень скоро освободился от этой промелькнувшей в сознании мечты и приступил к осуществлению целей, лежавших в пределах  практической досягаемости.
       Установив с точностью до нескольких секунд астрономическое положение бухты Святого Фоки, произведя в первые же дни зимовки мензульную съемку (Мензульная съемка – съемка планов местности при помощи мензулы – землемерного инструмента) окрестных  берегов, Седов убедился, что существующие карты этой части Новой Земли грубо ошибочны. «Фока» стоял у самого берега, а по картам выходило, что он в открытом море. Нужно было выяснить, насколько действительные очертания берегов не сходятся с  картой. Для этого уже 17 октября 1912 года Визе, Павлов и матрос Шестаков отправились в первый санный поход – к полуострову Адмиралтейства.
       Седов издал по этому поводу приказ и снабдил начальника партии Визе подробной инструкцией. «Сегодня партия географа Визе,– писал он, – отправляется в отдельную экспедицию к полуострову Адмиралтейства в составе геолога Павлова и матроса Шестакова. Это первая наша серьезная и далекая экскурсия, связанная с большими трудами и лишениями… Пожелаем счастливого пути и скорого благополучного возвращения дорогим товарищам и отважным путешественникам. Уверены видеть их здоровыми, бодрыми и с успехом дела…» В инструкции Седов излагал во всех подробностях задачи похода, перечислял, какое снаряжение и продовольствие должно быть взято, указывал количество упряжных собак, намечал места, в которых следовало сделать астрономические пункты, где начать опись. «В случае, если вам не поблагоприятствует погода и из-за этого затормозится работа, то не огорчайтесь этим обстоятельством и скорее возвращайтесь обратно домой, хотя бы программа и не была выполнена. Позднее время и суровые зимние погоды послужат оправданием ваших действий… Забота о личном здоровье и о здоровье ваших спутников составляет один из главнейших пунктов программы путешествия»(48).Такие и еще более подробные инструкции вручал он и впоследствии всем  участникам экспедиции, когда они покидали базу.
      Экскурсия Визе к полуострову Адмиралтейства не была удачной. Дорога в это время года оказалась непроходимой. Наступила полярная ночь. Еще никто после Баренца не зимовал так далеко на севере Новой Земли. Седов со своими спутниками наметил план исследовательских работ, который мог быть осуществлен только весною. В зимнем сумраке нельзя предпринимать далеких  путешествий на собаках.
     Обширная программа открывала перед экспедицией заманчивую перспективу осветить темные места в существующих представлениях о Новой Земле, добыть точные научные сведения о таких районах, которые никогда никем не посещались, а также исправить ошибки славных предшественников Седова – Литке, Пахтусова и других.
        В декабре Седов решился на опасное предприятие. Ему не сиделось на месте, он нетерпеливо искал случая действовать. Ждать весны было долго. Предвидя, что во время похода к мысу Желания много времени придется затратить на определение астрономических пунктов, он решил сделать предварительную экскурсию к мысу Литке и установить его точное положение, чтобы весной от этого пункта сразу же начать хронометрический рейс.
        Седова сопровождали Григорий Линник и Иоганн Томиссар. В первый же день путники ощутили все приятные свойства зимнего похода. Началась метель, ветер валил с ног, залеплял лицо снегом. С трудом поставили палатку, легли выжидать. Только в полдень следующего дня ветер стих. Собрали нарты, двинулись дальше. Шли весь вечер и ночь при лунном свете. Удалось пройти около 25 верст. Лагерь разбили близ оконечности какого-то мыса, который приняли сначала за мыс Литке. Отдохнув, убедились в своей ошибке и только через три часа пришли к цели похода. Ночь была звездная, видимость на редкость хорошая; поэтому, не откладывая, сейчас же соорудили знак, и Седов произвел астрономические определения. Только тогда занялись палаткой, согрели на примусе обед и легли спать. Собаки, как всегда, устроились возле палатки, с подветренной стороны. Они спали,  зарывшись в снег, друг на друге. Только Варнак – умный пес с длинной золотистой шерстью – приобрел себе привилегию спать в палатке. За это он платил людям собственным теплом – лежа он согревал им ноги. Варнак, пожалуй, лучшая собака в своре.  Никто усердней его не тянул нарты. Ленивых собак ставили в упряжке рядом с ним – он их воспитывал собственными клыками. В частых драках он принимал своеобразное участие. Когда две собаки грызлись, он сидел в стороне с видом полного равнодушия. Но стоило одной какой-нибудь одержать в драке победу, как Варнак стремглав налетал на нее, сбивал ее с ног и начинал трепать. Тогда вся свора устремлялась на лежачую, но в дальнейшей расправе Варнак уже не принимал участия – он отходил в сторону и снова был как будто равнодушен.
           Седов проснулся от неистового лая, который подняли собаки. Пришлось встать. Погода переменилась – бешено ревела снежная вьюга. Трудно было разглядеть, что происходит в десяти шагах от палатки, в темноте, откуда доносился визг и лай собак. Ружье было только у Седова, у Линника – нож, у Томиссара – топор. Матросы не отступали от начальника. Седов приблизился и разглядел огромного медведя, вступившего в драку с собаками. Седов выстрелил. Медведь зарычал, повалился, но снова встал и побежал. Седов, Линник и Томиссар помчались за ним. Разъяренные собаки вскоре окружили медведя, заставили его остановиться. Седов опять выстрелил. Зверь упал, собаки бросились его рвать. Но в медведе еще была жизнь. Он поднялся, стряхнул собак и заковылял дальше. Только третьей пулей он был убит. Тогда путешественники притащили нарты, впрягли, в них собак и поволокли тушу медведя к палатке.
        Седов намеревался пройти еще дальше к северу. Поэтому, разделав медведя, задние окорока погрузили на нарты, а все остальное спрятали в снежную избушку, которую тут же и соорудили. Надеясь на свет луны, вечером тронулись в путь. Но очень скоро разразилась буря невиданной силы. Не решаясь в темноте
выбрать новое место для палатки, вернулись назад, к старому лагерю. Палатку рвало ветром, невыносимый холод заставлял Седова и матросов прижиматься друг к другу. Нескольких собак пустили в палатку – они мерзли, их визг вызывал жалость. В такую погоду лучше всего спать. Но судьба судила иначе. Казалось, что все медведи Новой Земли собрались сюда на какой-то свой праздник. Только Седов заснул, собаки начали лаять.
        Выскочив с ружьем, Седов не мог решить, в какую сторону идти, – он был окружен непроницаемым мраком. Даже по слуху нельзя было определить, откуда доносится визг собак, – все перемешалось в завываниях метели. Выручил Варнак. Поняв, что темнота мешает людям разглядеть медведя, он стал им указывать дорогу, двигаясь впереди и подавая сигналы призывным лаем. Медведь оказался возле снежной избушки, к которой, должно быть, его привлек запах спрятанного мяса. Седов увидел рядом с избушкой другой, более крупный холм. И когда эта гора зашевелилась, Седов выстрелил. Медведь, рыча, свалился. Повторилась обычная история. Собаки ринулись на раненого, он вскочил, побежал. Началось преследование во мраке. Седов шел на лай собак. Так он оказался вплотную перед самым зверем. Медведь двинулся на Седова. Спасли собаки – они вцепились ему в бока, а Варнак, по обыкновению своему, вскочил медведю на спину. Седов еще раз выстрелил, но опять только ранил зверя – тот умчался, собаки его задержать не смогли.

 

Собака Варнак с медвежонком

Любимец Седова пёс  Варнак с медвежонком


      
Через час, когда путешественники только улеглись, поправив снежную избушку, испорченную косолапым гостем, – явился третий медведь. И он был ранен, но ушел в полынью. Четвертый прибыл сразу после третьего. Надоело, решили не преследовать. Всю ночь не заснули Седов, Томиссар и Линник. Выла пурга, собаки то и дело заливались яростным лаем. У путешественников зуб на зуб не попадал от мороза.
       Утром Седов поднял товарищей, велел собирать упряжку. Вьюга не унималась, и не было надежды, что погода скоро улучшится. Ждать, однако, не имело смысла – луна была на ущербе. Возвращение на «Фоку» было тяжелым. Шли необычайно долго – трое с половиной суток. Быстрее идти мешал ветер, да и свет луны делался с каждым днем все более скупым. В последние часы пришлось особенно туго – вышел керосин, нечем было обогреться и не на чем сварить мясо. Питались сухарями, заедая их снегом(49).
        По случаю возвращения Седова в кают-компании был сервирован праздничный ужин. Седов, против обыкновения, выпил три рюмки водки и опьянел с непривычки. Он рассказывал увлекательную для всякого охотника, – а в кают-компании страстными охотниками были все, – историю «медвежьей ночи». Даже о мучительном обратном переходе с мыса Литке можно рассказывать весело, когда сидишь в чистой рубахе с открытым воротом, в теплой, уютной кают-компании, близ жарко натопленной печки, перед столом с вкусной едой, освещенным мягким светом большой керосиновой лампы. Но все же санные экспедиции возобновились после попытки Седова только весной.18 марта 1913 года Визе и Павлов отправились  в глубь Новой Земли, на разведку ледяного покрова, а Седов с Пинегиным сделали шестидневный поход на Южно-Крестовые острова, лежащие к западу от бухты Святого Фоки.
         В 1594 году корабли Виллема Баренца, идя вдоль западного берега Новой Земли на север, миновали под 76° северной широты остров, на котором голландские моряки увидели два креста – знаки, поставленные теми, кто плавал в этих водах задолго до Баренца. От этих русских крестов произошло и название острова – по-голландски Het Eyland mette Cruycen, по-русски – Крестовый.
        Почти через двести пятьдесят лет русский исследователь, корпуса флотских штурманов поручик Пахтусов в этих местах  производил гидрографическую съемку.  И он нашел на одном острове из группы Крестовых следы древних русских путешественников – могилу и два опрокинутых карбаса. В 1872 году возле Крестовых островов льды зажали судно норвежского промышленника Тобиссена. Команда направилась в шлюпках  на юг – искать спасения, а на корабле остался сам Тобиссен, его сын и два матроса. Тобиссен до последних дней жизни не прекращал метеорологических наблюдений. Он умер от цинги весной 1873 года, летом скончался его сын. Матросов спасли русские промышленники.
       Тобиссен дал науке первые систематические сведения о климате северо-западной части Новой Земли. Только метеостанция Седова в бухте Святого Фоки через 40 лет продолжила и значительно приумножила работу Тобиссена.
         Дерзкие предприятия русских мореходов, пускавшихся пять столетий назад на своих карбасах и ладьях в плавания к ледяным берегам Новой Земли и Груманта, три путешествия отважного Баренца «к царствам Китайскому и Синскому», подвиги скромного Пахтусова, труд упорного Тобиссена. Обо всем этом не раз вспоминал Седов, бродя с компасом и неизменной записной книжкой по берегам Крестовых островов. Пустынные острова были густо населены предметами, вызывавшими мысли о прошлом, о безыменных и знаменитых предшественниках. Здесь находили Седов и Пинегин полусгнившие доски, и бревна от построек, и куски ржавого  железа, могилы и кресты.
       Вернувшись на «Фоку», Седов начал усиленно готовить свой собственный поход к мысу Желания и экспедицию Визе и Павлова на Карский берег Новой Земли.
Время бежало быстро, заполненное заботами о снаряжении трех партий, о составлении упряжек, подсчетом, взвешиванием и упаковкой продовольствия, топлива, одежды.
      30 марта 1913 года вышли Визе и Павлов. 1 апреля отправился Седов с матросом Андреем Инютиным. Никто до него не делал  маршрутной съемки этих берегов, а самой достоверной считались карта Виллема Баренца. Седов прошел с матросом Андреем Инютиным 700 верст – от бухты Святого Фоки на северо-запад к мысу Желания, и оттуда на юг по Карской стороне до Флиссингергоф, а затем – обратно. В двух местах он видел древние русские кресты, поставленные неизвестно кем, когда и с какой целью. Может быть, это были следы Саввы Лошкина, может быть, могилы, а еще вернее – маяки, сооруженные отважными мореплавателями в незапамятные времена.
        Ему пришлось карабкаться на ледники, в расщелине одного из них погибла упряжная собака Черный Медведь. Но еще опаснее было движение по береговому припаю, у подножья ледников. Однажды за спиной путников рухнула ледяная гора. Там, где только  что прошли их нарты, теперь бурлило море, и огромные глыбы, свалившиеся с ледника, с плеском подымались на поверхность кипящей воды. Молодой прибрежный лед трескался и колебался под тяжестью нарт. Один раз он провалился – нарты, упряжка, а затем и оба путешественника оказались в воде. Был двенадцатиградусный мороз, дул ветер со снегом. Едва лишь Седов или Инютин выбирались из воды, как лед снова проваливался под ними. Несколько раз Седов дотягивался до нарт, на верхушке которых были привязаны  хронометры, – он хотел снять их и спасти во что бы то ни стало в первую очередь. Но нарты погружались в воду все глубже. Это продолжалось больше часа. И люди, и собаки изнемогали. Инютин вовсе обессилел и уже не мог карабкаться на лед. Повезло – подвернулась крепкая льдина. Седов выполз на нее, потом помог выбраться Инютину. Вслед затем и собаки с воем вытянули  нарты. Все промокло – сухари, снаряжение, одежда. К счастью, остались сухими драгоценные хронометры.
      На обратном пути продовольствие, взятое с базы, окончилось. Не стало и керосина. Нечем было кормить собак. Жизнь путников спасли медведи – охота приносила и еду и топливо.
       Седов и Инютин вернулись 27 мая. Седов обморозил руки и лицо и похудел в этом походе на тридцать шесть фунтов. Приближалось арктическое, лето. Время санных экспедиций прошло. Вскоре Седов написал приказ о результатах зимней и весенней  исследовательской работы, проделанной участниками экспедиции – самим начальником, географом Визе, который совершил поход поперек северного острова Новой Земли, геологом Павловым и Пинегиным. «Подвести итог произведенной нами работе тем более  приятно, – писал Седов, – что в ней сделаны некоторые открытия несогласия с существующими картами, и нам, участникам первой русской экспедиции к Северному полюсу, таким образом, достался счастливый жребий – внести исправления в существующую веками неверную карту Новой Земли…»(50)
         Пересечение Новой Земли под 76° северной широты, произведенное Визе и Павловым в сопровождении матросов Линника и Коноплева, дало обширный научный материал и первые достоверные сведения о внутренней части острова. На Карской стороне Визе сделал карту части морского берега. Так была использована вынужденная зимовка на Новой Земле. Если бы экспедиция Седова снаряжалась с исключительной целью исследования северного острова Новой Земли, – она не могла бы сделать больше для науки, чем было сделано ею за одиннадцать месяцев ледяного плена.

II

        В ночь на 2 сентября в районе островов Панкратьева дул свежий ветер с вест-зюйд-веста, шел дождь, и льдины, одиннадцать месяцев сковывавшие «Фоку», пришли в движение, распались на тысячи кусков. 3 сентября лед превратился в кашу. «Фока» освободился от тисков без помощи людей, которые, по приказу Седова, две недели безуспешно и изнурительно работали, пытаясь раздробить лед пешнями (Пешня – примитивный инструмент в роде лома, служащий для прорубания льда; имеет железный заостренный наконечник на крепкой деревянной ручке) и распилить ледяные поля. В кают-компании откровенно высказывали скептическое  отношение к этим попыткам высвободить «Фоку». Называли работу на льду напрасной тратой сил. Лед толщиной в два с половиной метра нелегко поддавался пиле и лому. Это бессмысленно, говорили в кают-компании, надеяться прорубить канал для «Фоки».
       Сидеть ли и ждать благоприятного ветра, который может и не скоро явиться, или же вступать в борьбу с очень небольшими шансами на успех, делать попытки, почти безнадежные? Если положение кажется безвыходным, – складывай руки. Вот принцип, представлявшийся благоразумным. Если положение кажется безвыходным, – действуй: таково было основание многих поступков Седова.
       Теперь, когда льды, державшие «Фоку» в тисках почти год, разбило штормом и когда, таким образом, экспедиция вновь получила возможность двигаться на корабле, – Седов считал абсолютно бесспорной необходимость плыть к Земле Франца-Иосифа по давно намеченному маршруту, чтобы осуществить главную цель экспедиции.
      Но в этом своем убеждении Седов был одинок. Никто из членов экспедиции не разделял его стремлений. «Фока», покинув место своего пленения, направился на запад. Затем он своротил на север и поплыл к Земле Франца-Иосифа, курсом на мыс Флора. Лед, как и в прошлом году, препятствовал плаванию. Снова Седов дни и ночи нес вахту. С бочки, подвешенной к грот-мачте, он рассматривал сложный и затуманенный рисунок ледяного моря, испещренного бледными полосами и пятнами проталин. Снова он  терпеливо и настойчиво направлял удары своего верного «Фоки» на ледяные барьеры. Казалось, что целая вечность прошла с того времени, когда он впервые приказал поднять на этом корабле флаг экспедиции к полюсу. Сколько надежд и как много разочарований! Он считал переход к Земле Франца-Иосифа на дни, но вот прошел год, и перед ним то же препятствие, что и в самом начале борьбы, и много ли прибавилось шансов на успех в сравнении с первым рейсом? Нет, пожалуй, теперь надежд еще  меньше.
       Увеличились, по сравнению с прошлогодним рейсом, только опасности. Топливо на «Фоке» иссякало. Немногим более ста пудов  угля, – это все, с чем он покинул зимовку. Но если в трюме нет угля, идти во льды достаточно рискованно. Зажмет посреди моря и понесет ледяным дрейфом черт знает куда! Под парусами из льдов не выскочишь. А дрейфовать во льдах не то же, что зимовать у берега. Каков еще окажется в дрейфе старик «Фока»?

Страница  1,  23 4,  5,  6,  7891011

 

Главная История Г.Я. СедовЗемляки Природа РыбалкаПочем рыбка Отдых Фотогалерея  Моя школа КонтактыГостевая

Copyright © Лях В.П. Использование материалов только при указании авторства и активной ссылки на источник